В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945
Шрифт:
Успешное завершение сражения за Феодосию устранило всякую опасность для армии в Крыму. В обороне на узком Керченском полуострове стоял XXX армейский корпус с 132-й пехотной дивизией в авангарде, слева от нас – ХХХХП армейский корпус с 42-й пехотной дивизией, и 18-я румынская пехотная дивизия в резерве. Попытка русских прорваться из сектора Феодосии в направлении Джанкой – Перекоп и обойти основную массу 11-й армии оказалась безуспешной. В итоге постоянных попыток прорыва изолированных сил советских войск был получен приказ сосредоточиться на ликвидации всех очагов вражеского сопротивления, еще остававшихся в нашем тылу.
Глава 4
В Крыму
Был
Мой орудийный расчет наслаждался передышкой. Мы расположились возле ротного тылового пункта, в Сарыголе, отведенного для полковых резервов. Сразу же после взятия города мы нашли еще один прочный каменный дом с двумя комнатами, стоявший около железной дороги и очень похожий на наше прежнее жилье. В доме жила Мамушка, полная украинка примерно пятидесяти пяти лет с округлым веселым лицом, ее дочь Маруся тридцати пяти лет и Пан, хозяин дома. Пан, уроженец Крыма, был мужчиной хрупкого телосложения с большими обвислыми патриархальными усами, даже в теплую погоду не снимавший черную каракулевую шапку. Этому неопределенного возраста, маленькому, угловатому человеку могло быть как сорок, так и шестьдесят лет. До того как дорога войны пролегла по земле его родины, он работал начальником станции в Феодосийском отделении железной дороги.
Мы быстро привыкли к трем нашим хозяевам, которые занимали переднюю комнату в доме. У правой стены здания была сложенная из кирпича на известковом растворе печь с железной дверцей, а заднюю часть комнаты занимала огромная широкая деревянная кровать, в которой спали все трое. Во второй комнате стояли две металлические кровати, темно-коричневый платяной шкаф орехового дерева и ночной столик, который оживляло ухоженное домашнее растение. Я позволил себе роскошь спать на одной из металлических кроватей на настоящих матрасах, а другие устроились на полу. Дом был теплый и удобный, и даже ночной гром русских морских батарей большого калибра мало нас беспокоил.
Единственное недоразумение было связано с Мамушкой. Когда мы беспечно забивали гвозди в стенку и переднюю дверцу шкафа для того, чтобы вешать свои фляги, патронные ленты и прочее полевое снаряжение, Мамушка стала быстро бегать взад-вперед, качая головой, повязанной платком, то и дело восклицая: «Никс хорошо! Нет культура!» Мы тут же удалили все гвозди, и она снова успокоилась. В нашем распоряжении была старомодная, еще царских времен, мебель. В доме имелась электропроводка, но электричества не было, поэтому полагались на присущие русским избам старые масляные лампы, дававшие рассеянный, но теплый свет.
Армейские пайки оставались редкими и однообразными; хлебный рацион опять был урезан. С взятием деревни мы получили добавку к своим пайкам, которая теперь состояла в основном из консервированного мяса. Во время осмотра русского грузовика, который был частично уничтожен попаданием снаряда штурмового орудия, мы обнаружили мешки сухого хлеба и длинной копченой колбасы, которая по вкусу была похожей на краковскую, знакомую нам в Германии.
В поисках пищи мы обыскали брошенную хижину возле гавани, где нашли большие картонные коробки, наполненные мылом. В ходе дальнейшего осмотра мы с удивлением обнаружили большие мешки с кукурузой и сахаром, спрятанные под грудой мыла. Получив такие запасы, Гейнц, прежде работавший пекарем в Карлсруэ, приготовил изумительную еду из подсахаренной манной крупы, которую мы с жадностью заедали кусками русской колбасы. Мы наелись досыта, поделились и с Мамушкой, Марусей и Паном, у которых не было никакой еды.
По роте быстро разнеслась новость о том, как хорошо поживает наш орудийный расчет, и к нам устремился постоянный поток посетителей. Ганс тоже пришел ко мне, и мы сели и поговорили о наших домах в Вюртемберге, который лежал в 3000 километрах от нас.
Мы наполнили едой и сахаром несколько пустых патронных коробок и спрятали сокровище среди штабелей снарядных ящиков. Поскольку у нас имелся дополнительный рацион, рота присвоила нам почетное звание «барахольного расчета».
Во время обыска складов на причале мы наткнулись на две большие цистерны с жидкостью. В надежде отыскать горючее для наших автомашин, мы тщательно обследовали эти емкости. Внутри обнаружили троих дрожащих русских солдат, которые уже несколько дней стояли по плечи в нефти. Будучи уверенными, что при пленении их немедленно расстреляют, они предпочли умереть от мороза или утонуть в ужасных условиях, чем сдаться. Мы отвели их в штаб начальника порта, где им дали другую одежду, а потом оставили во власти неизвестности.
Как-то во второй половине дня мы осматривали заброшенный завод. Едва я вошел в длинный проход и медленно двинулся вперед, из темноты вылетела ручная граната с шипящим запалом и покатилась к моим ногам. Я инстинктивно отбросил ее ногой в темную комнату, в то же время схватив Ганса, который, не ведая о происходящем, подошел ко мне сзади, рванул его за собой в соседнее помещение. В этот миг граната взорвалась, наполнив воздух пылью и обломками. В ушах все еще стоял звон после взрыва, когда мы вскочили на ноги с автоматами на изготовку, так как к нам, спотыкаясь, вышли пятеро русских с поднятыми руками. Ручная граната прокатилась назад через коридор и взорвалась почти у их ног. Ошеломленные, но не раненые, они сдались без какого-либо сопротивления.
Прочесывание захваченных районов не обходилось без риска. Я получал личное удовлетворение от сознания, что, хотя и нес исключительную ответственность за безопасность своего орудийного расчета, мог беспредельно доверять рассудительности и физическим способностям товарищей. Эта вера за месяцы пребывания на фронте окрепла до того, что только смерть или тяжелые раны могли ее поколебать.
После зимних сражений у Феодосии с 15 до 18 января боевые действия на узком Керченском полуострове были низведены до окопной войны. Русские занимали против нас хорошо подготовленные позиции. Их линия обороны состояла из обширной сети глубоких траншей, минных полей и танковых ловушек.
Все попытки прорыва, предпринимавшиеся врагом с конца февраля по начало мая, наша дивизия успешно отражала. Советские войска, особенно при атаках на левое крыло высоты 50.6, несли тяжелые потери. Несмотря на вражеские атаки с использованием танков и значительно превосходящее число стрелковых дивизий, наша оборона продолжала держаться. Были ликвидированы локальные прорывы линии обороны, удерживавшейся 44-й пехотной дивизией слева от нас, и в районе, за который отвечала румынская бригада.
По всему Восточному фронту русские пытались отвоевать территории, отданные германской армии прошлым летом, и тем самым отобрать инициативу у германских войск. Они также воспользовались огромным преимуществом того, что продолжали контролировать Черное море, и наши войска и позиции часто подвергались обстрелу кораблей советского флота, свободно курсировавших по Черному морю.