В споре со временем
Шрифт:
Итак, десятки друзей и ни одного друга.
Некоторые из этих людей бывали даже назойливыми. Так, Жоресу Медведеву настолько импонировала репутация "друга Солженицына", что ради этого он порой прятал в карман чувство собственного достоинства.
Живя в Обнинске, Жорес предпочитал добираться до Москвы не по железной дороге, а на попутных машинах, чтобы ехать мимо нашей дачи с обязательной остановкой у нас. Он не мог не чувствовать, что этому визиту далеко не всегда рады. И всё-таки, хотя однажды его буквально выпроводили со двора, он снова и снова
В 1965 году Жорес Медведев развил бешеную деятельность, стараясь устроить меня в научно-исследовательский институт в Обнинске с тем, чтобы мы переехали туда. Когда это сорвалось, он был немало огорчён. Не смог стать благодетелем нашей семьи! Правда, он не оставляет попыток и не упускает случая "защищать" Солженицына и ныне. Так, прослышав о моей книге и не имея о ней никакого представления, он поспешил выступить с заявлением, что я якобы поклялась ему, Жоресу Медведеву, посвятить свою жизнь "мести Солженицыну". Это заявление настолько комично, что на Жореса в данном случае даже нельзя сердиться.
Лидия Корнеевна Чуковская предоставляет Александру Исаевичу комнату в своей московской квартире, её дочь Люша весь свой досуг посвящает печатанью на машинке его страниц. Они, да и многие другие поставили себя так, что Солженицын всё воспринимал как должное, считая, что он чуть ли не облагодетельствовал всех их, милостиво разрешая служить ему. А те, в свою очередь, верили, что Александр Исаевич - гений и что ему всё позволено.
Сто раз была права Надежда Александровна Павлович, когда позднее написала: "Мы виноваты, что развратили Вас... и славой и почти поклонением..."
Я как-то спросила мужа, почему у него такое "дамское" окружение. Ожидала, что он рассердится, будет возражать. Но он ответил даже растерянно:
– Не знаю. Как-то само собой получилось.
Справедливость требует упомянуть о самой, пожалуй, преданной почитательнице Солженицына.
Как-то в Публичной библиотеке Ленинграда немолодая уже женщина 40 минут изучала моего мужа прежде, чем подойти к нему (ей было разрешено прийти в библиотеку познакомить-ся). Позже она рассказывала мне, что дивилась, с какой ловкостью Александр Исаевич подбрасывает и, не глядя, ловит на лету карандаш, успевший несколько раз перевернуться в воздухе. (Он и в самом деле проделывал это виртуозно.) Она говорила мне, что боялась подойти к Солженицыну: ответит ли он тому образу, который у неё создался, к которому обращала она, в частности, и такие строки: "Нас - тысячи! Вы один. И никто, никто из нас не смеет претендовать на Ваше внимание. Сердиться на того, кому молишься, нельзя. Жду со страстным нетерпением Вашего звонка..."
Этой восторженной почитательницей была Елизавета Денисовна Воронянская. Вскоре после знакомства с нами она выйдет на пенсию. Чтобы быть полезной своему кумиру, изучит машинопись. В любое время муж мог обратиться к ней буквально с любой просьбой, зная, что эта женщина сделает для него всё, что в её силах.
Осенью 73-го года она не захотела простить себе того ущерба, который она, как ей во всяком
С другими людьми отношения были сведены к необходимому минимуму.
Как к писателю, получившему известность, к Солженицыну стали тянуться начинающие авторы. Но довольно скоро Александр Исаевич нашёл форму защиты от них и назвал её "формой No 1". Вот её текст:
Ув..............._____________
Вы прислали мне свою рукопись и просите дать отзыв о ней (доработка, совет, можно ли печатать).
Жаль, что Вы предварительно не спросили моего согласия на это. Вам представляется естественным, что всякий писатель может и должен дать Вам отзыв об уровне, о качестве Вашей работы и что это для него не составляет труда.
А между тем это очень ёмкая работа: дать отзыв поверхностный, лишь чуть-чуть перелис-тав - безответственно; можно либо без основания Вас огорчить, либо так же без основания обнадёжить. Дать же отзыв квалифицированный - значит надо по-серьёзному вникнуть в Вашу рукопись и оценить не только её, но и цели, которые Вы ставите перед своим пером (они ведь могут и не совпасть у Вас и у Вашего рецензента).
Состояние здоровья моего и поздний приход в литературу (заставляет меня крайне дорожить своим временем) и делают невозможным выполнить Вашу просьбу.
Поверьте, что безымянный (для Вас) рецензент, постоянно занимающийся подобной работой в журнале, скажем, в "Новом мире", сумеет Вас лучше удовлетворить, чем я.
Всего доброго!
(подпись)
В своё время молодой Солженицын счёл естественным обращаться к Константину Федину и к Борису Лавренёву со своими первыми опусами. И ответ он получал отнюдь не по "Форме № 1".
Одним из немногих исключений был случай с ленинградской писательницей Татьяной Казанской.
Летом 1963 года мы с Александром Исаевичем посетили в Ленинграде Анну Андреевну Ахматову. Когда мы вышли от Ахматовой, на трамвайной остановке нас догнала худенькая женщина с остреньким лицом, в очках, показавшаяся нам совсем молоденькой. Очень волнуясь, она протянула Александру Исаевичу рукопись и стала просить его её прочесть.
– Почему вы обращаетесь именно ко мне?
– Потому что мне очень нравится то, что вы пишете.
Мой муж не устоял и взял, предупредив только, что в Ленинграде читать не будет.
Далеко не сразу, но Александр Исаевич всё же написал развёрнутую рецензию, ворча при этом, сколько времени она у него отняла.
"Рассказ - на пороге удачи,- резюмировал он.- Чтобы перешагнуть этот порог, хотелось бы..."
Одним словом, Казанской повезло! Но она, потеряв чувство меры, прислала ещё один рассказ, на который ответа, конечно же, не получила!
Невезучими оказались не только начинающие писатели, но и представители других профес-сий. Солженицын наотрез отказывается принимать журналистов, читателей и вообще каких бы то ни было посетителей. Стена между писателем и жизнью растёт.