В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945
Шрифт:
Примером странного способа ведения дел был порядок доклада и обсуждения событий на фронте. В период между кампаниями в Польше и в Норвегии вошло в привычку пытаться из ставки руководить в деталях ходом сражения, и эту систему опробовали в небольших масштабах в Норвегии. Теперь эта опасная игра продолжилась, несмотря на все предостережения Гальдера и на то, что ныне перед нами грозный противник и мы имеем дело с быстро меняющейся обстановкой. В многословных спорах рождались мнения, мнения приводили к решениям, а решения – к письменным директивам или даже прямому вмешательству в диспозиции, по поводу которых штабами уже были отданы приказы; хотя ОКХ находилось в двух шагах, делалось это, как правило, без предварительной консультации с ним. Самых лучших армейских командиров могли иногда вызвать на инструктаж по какому-то особому поводу, но, как бывало и в подготовительный период, они сталкивались там с заранее сложившимися мнениями, изменить которые мог только утомительный и бесплодный спор. Вот как описывает этот период Кейтель.
«Я ездил буквально через день, в основном
Поэтому очень скоро между этими двумя соседними штабами высшего уровня возникли трения. Но на стороне ОКВ стоял Гитлер – властвующий над всем, нетерпимый и недоверчивый; он понятия не имел о факторах времени и пространства и не хотел ждать, чтобы посмотреть, как будут развиваться события; в решающий момент, как и в случае с Нарвиком, он, видимо, испугался смелости своих решений и отказался от своих полномочий, допустив неконтролируемое развитие ситуации. Рядом с ним находился Кейтель, который, как всегда, считал своим единственным долгом поддерживать Гитлера, одновременно делая все, что мог, для того, чтобы во всех смыслах облегчить ему задачу и, где можно, устранить препятствия на пути осуществления его желаний. Влияние Йодля оказалось еще сильнее. Вероятно, он забыл обо всех уроках Норвежской кампании и, похоже, решил теперь уверить каждого, что «гений фюрера» одержит победу над «недисциплинированными генералами». Он, очевидно, не понял, что «малодушие», приписываемое им ранее Генеральному штабу, ныне оказалось исключительно прерогативой самого Гитлера. Острота разногласий явно проступает в его дневниковых записях. Наконец, опять выдвинулись на первый план мелкие трудолюбивые помощники, которые выполняли роли офицеров связи с вышестоящими оперативными штабами и просто передавали мнения и решения Гитлера без малейшего учета более широких проблем.
Вернемся теперь к ОКХ. Главнокомандующий, генерал-полковник фон Браухич, перемещался почти каждый день то по воздуху, то по земле, делая все, что было в его силах, для поддержания личного контакта с войсками. В конечном счете именно они являются самым главным и решающим фактором для любого командира, в штабе ли, в части ли, – они гораздо важнее всех планов и приказов. Однако его личная осведомленность о происходящем, видимо, не придавала ему необходимой твердости, чтобы высказать свою точку зрения в лицо Гитлеру, не мог он, видимо, и отстаивать свое бесспорное право на то, чтобы прислушивались к его советам, а не к советам ОКВ. Даже Гальдер не боролся за это. Как начальник Генерального штаба, он был высочайшим мастером своего дела и имел рядом с собой множество штабных офицеров, столь же хорошо подготовленных, мыслящих в том же направлении и связанных узами взаимного доверия. Он должен был понимать, что если выждать какое-то время, то присущее этому командному органу превосходство в конечном итоге будет доказано. Гальдер действительно в ходе этой кампании множество раз отлично проявлял себя в те моменты, когда у Гитлера сдавали нервы. Его дневник свидетельствует о его собственных заслугах и заслугах его штаба и является дошедшей до нашего времени бесценной хроникой той великой кампании.
В тени находился Геринг, бывший всегда начеку. Его офицер связи имел генеральское звание и постоянно держал его в курсе изменений взглядов в ставке. Как главнокомандующий военно-воздушными силами и кронпринц национал-социализма, он был полон решимости контролировать любой военный успех, который мог принести славу «реакционной» армии в глазах народа. Его поезд стоял неподалеку, и в критический момент его голос неизменно можно было услышать по телефону, а его внушительную фигуру увидеть входящей в ставку. По-прежнему во время его совещаний с Гитлером, как правило, не было свидетелей. Однако итог этих встреч не оставлял сомнений в том, что он оставался «заслуживающим самого большого доверия сторонником фюрера», во всяком случае, что касалось отношений с ОКХ [89] . Но справедливости ради следует засвидетельствовать, что Геринг прекрасно понимал свое положение как человека военного, и позднее в ходе войны он зачастую успешно заступался за отдельных армейских офицеров, которых Гитлер приговаривал к смерти или позорным наказаниям по каким-то тривиальным мотивам.
89
Из дневника Йодля, 24 мая: «Новый кризис доверия [между Гитлером и армией]; рейхсмаршал сообщил, что ОКХ издало приказ группе армий «Б», не соответствующий принятой линии» (приказу Гитлера. – Примеч. авт.)
Такое взаимодействие и маневрирование между «сильными мира сего» почти не оставляли отделу «Л» никакой свободы действий. Его сотрудники не посещали гитлеровские совещания, поэтому они даже чаще, чем армейские командиры, оказывались перед лицом готовых решений; как правило, они мало что могли сделать, чтобы оказать какое-то значимое влияние на эти решения, если только, как это было в случае с Дюнкерком, их возмущение не оказывалось столь велико, что переходило все границы. В других, менее стрессовых, ситуациях по-прежнему в ограниченных случаях возникала возможность «интерпретировать» исходящие из ставки приказы с целью либо смягчить их содержание и форму, либо ближе подогнать их к реальной обстановке.
Побудительным мотивом и основой для этой скромной деятельности с моей стороны и со стороны армейских офицеров отдела «Л» служило то обстоятельство, что мы на своем уровне поддерживали личный контакт со штабом армии и находились с ними в доверительных отношениях [90] ; при любой возможности мы ездили на фронт. Однако даже тогда у нас не было особой свободы действий, поскольку, за исключением тех случаев, когда это поручали помощникам Гитлера, его приказы и пожелания передавало лицо не ниже начальника штаба ОКВ.
90
См. дневник Гальдера, 11 и 12 июня 1940 г.
Во время этих поездок у офицеров отдела «Л» обычно не было специального задания. Поэтому единственное, что они могли, – это навестить своих товарищей или посетить части, не имея возможности действовать в качестве «связного» ставки. Более того, Йодля на удивление мало интересовали впечатления, привезенные из этих поездок. Например, в тот день, когда был захвачен Париж, я, вернувшись мысленно к Первой мировой войне и потрясенный исторической значимостью этого события, решил вдруг полететь туда на «шторьхе» с еще одним офицером, вылетевшим на другом самолете, и приземлился на площади Согласия, где не было ни души; потом я наблюдал, как входит в город целая дивизия. Тем не менее, когда я вернулся в ставку, ни один из моих начальников не проявил ни малейшего интереса к тому, что я там увидел. Ни Гитлер, ни Йодль не проявляли благосклонности к старшим офицерам ОКВ, поддерживающим контакты с армейским штабом или посещающим передовую; очевидно, боялись, что обе стороны могут дурно влиять друг на друга, – такое никогда бы не пришло в голову любому здравомыслящему военному человеку. Эта и многие другие аналогичные подробности стали известны только после войны.
С учетом всего этого едва ли кого-то удивит, что в описании жизни в верховной ставке, представленном в последующих главах, доминирующими покажутся трения и разногласия между старшими офицерами ОКВ и ОКХ. Там имел место глубоко укоренившийся антагонизм, и даже в «период ошеломляющего военного успеха» он оказался сильнее, чем чувство товарищества, которое, может быть, на время возникло в результате этих побед. Достаточно часто сами успехи приводили к новым обострениям, ибо, как с военной, так и с политической точки зрения, достигнутые под руководством Гитлера, они были не чем иным, как «тщетными победами».
Глава 2
Кампания на западе
Уже 14 мая, всего лишь через четыре дня после начала кампании, Гитлер издал директиву № 11 с первыми общими указаниями относительно последующих этапов боевых действий. К тому времени ее содержание частично было известно, и произошедшие события в некотором отношении ее опередили; это относилось, например, к датской армии, «сопротивление которой должно было быть быстро сломленным»; в действительности датчане капитулировали в тот же день. Исходя из этого, истинной целью этой директивы было не оставить у ОКХ никаких сомнений в том, что Верховный главнокомандующий не собирается действовать так, как он действовал в Польше, и решил сам руководить боевыми действиями. В дневнике Йодля по этому поводу есть запись, которая показывает, какова была истинная цель этой первой инструкции; фактически Верховный главнокомандующий намеревался теперь посягнуть на права армии вплоть до отдачи текущих приказов. Но благодаря тому звучанию, которое отдел «Л» смог придать этой директиве на редакционном этапе, внешне она следовала общим направлениям предшествовавших документов и состояла из «указания целей». Запись в дневнике Йодля от 14 мая содержит одну лаконичную фразу: «Издание директивы № 11 с распоряжением о сосредоточении всех танковых и моторизованных дивизий, находящихся под командованием 4-й армии»; в окончательном виде, подготовленном отделом «Л», директива называет в качестве предпосылки успешных действий «удар всеми возможными силами севернее Эны в направлении на северо-запад»; здесь четко видна разница между приказом и директивой.
Начальник штаба сухопутных войск настолько не придавал значения этой директиве, что в своих записях ссылался на нее лишь походя. Первые сравнительно небольшие волнения в ставке начались, однако, когда стало ясно, что для всех необходимых передвижений войск по флангам понадобится много времени; сюда входила переброска войск из Бельгии на левый фланг ряда танковых и моторизованных дивизий, которые должны были осуществлять наступление. Я сам видел, как Гитлер по полевому телефону устроил нагоняй командующему 6-й армии генералу фон Рейхенау, потому что тот, видимо, медлил с выделением одного из танковых корпусов. Йодль отмечает 16 мая: «Фюрер настоятельно требует передачи всех танковых и моторизованных дивизий из группы армий «Б» в группу армий «А». Кейтель вылетел прямо в штаб-квартиру группы армий «Б», чтобы на месте вдолбить им приказы Гитлера, но времени на переброску войск требовалось много, и она была связана с большими трудностями; из записи в дневнике Гальдера, сделанной им в тот же день, это станет ясно и человеку невоенному; он писал: «Сейчас мы должны сосредоточить силы на флангах прорыва; это означает создание коридора через участок 6-й армии на правый фланг и через участок 16-й армии на левый фланг». Два часа спустя он дописал, что танковые корпуса, назначенные Гитлером, должны оставаться и действовать на своих участках, чтобы полностью использовать достигнутый к тому времени успех.