В Стране Дремучих Трав (изд. 1962)
Шрифт:
Пришел вечер, а паук все не возвращался. Может быть, он погиб, а может, я его спугнул и он сооружает плот в другом месте. Я сидел на мешке у реки, ждал, мечтал.
Вот если бы раздобыть не набухающие в воде надежные веревки и связать плот!
Где-то у берегов Сицилии, Корсики, Южной Италии живут моллюски, у которых раковина длиной больше полуметра. Эту огромную раковину моллюск прикрепляет к скалам нитями. Как прочны должны быть эти нити! Странно, почему разводят разных шелкопрядов, а не добывают раковинный шелк. Моллюска, кажется, называют Pinna nobilis.
Настала ночь. В зарослях на берегу
Пришло утро. Паук не появлялся. Может быть, он не помнит, где оставил листья? Но ведь помнит оса, где она прячет тарантула, которого парализовала: она уходит от него и потом издалека возвращается, приносит камешки, закрывает вход в щель. Может быть, плотовый паук погиб?
Надо достать веревки из мешка, попытаться связать плот из тростинок или из плотных сухих листьев. Но чем их прошить, проколоть? Я отправился на поиски тростинок, листьев и, отойдя несколько шагов от берега, почти столкнулся с пауком. Он бежал туда, к своим сухим листьям на берегу.
Я увидел, как он стал выпускать паутину и наматывать ее на листья. Я подкатил свой мешок вплотную к листьям. Паук меня не заметил — он был поглощен своей пряжей. Паутина стягивала края листьев; они чуть-чуть загибались, образуя что-то вроде лодки с высоко загнутыми бортами. Вот он потащил плот к воде.
Забыты все сомнения, исчезли неразрешимые вопросы. Совсем как у того диккенсовского героя, который перебрасывал левой рукой через правое плечо все затруднительные вопросы. Да, как зовут этого героя?..
Паук тащит плот к реке. Я изо всех сил, не отставая от него, тащу свой дневник. Паук столкнул плот на воду. Я схватил мешок и прыгнул за ним. Плот закачался.
Да мне, собственно, и незачем вспоминать имя диккенсовского героя…
И мы поплыли.
И мы поплыли. Помню свой испуг, помню, как застучало у меня сердце, когда плот закачался на волнах. Из воды поднимались стройные, гибкие стволы деревьев. Я поднял глаза — их вершины где-то очень высоко надо мной купались и исчезали в синеве. Каждую минуту плот мог наскочить и удариться о ствол. Я держал шест в руке и как мог направлял плот. Ветер чуть-чуть курчавил воду. Отражения деревьев изгибались, ломались на поверхности реки. Неожиданно все мрачнело, темнело вокруг — это плот входил в дрожащую тень, и я тогда ощущал: подо мной бездна. Но плот выплывал на сверкающую гладь реки, и я весело поглядывал на мохнатое чудовище — на своего нового спутника.
Берег все удалялся и удалялся, и в душе появилась надежда: пожалуй, плот переплывет эту реку, доберется до другого берега, где стоит беседка и бывают люди. И рука моя касалась непромокаемого мешка, в котором лежал дневник.
Отрывистое, резкое клокотание пронеслось над гладью реки. Течение несло меня все быстрее, а звуки нарастали, усиливались. На одном из поворотов реки из-за толстых деревьев, растущих на берегу, глядели на меня
Пермский период. Миллионы лет назад в мелких водоемах, речных заливах и заболоченных низинах обитали зверообразные ящеры, гигантские земноводные — огромные, неуклюжие, неповоротливые. Менялся климат, моря отступали и наступали, менялась растительность, и все удивительные ящеры и гигантские земноводные давно уже погибли от засухи или от холода, а вот одно из них сохранилось, выжило и смотрит на меня огромными, выпуклыми глазами, открывает и закрывает свой рот-коробку. Резкое клокотание разносится над рекой, смолкает и опять начинается.
Мы проплыли мимо… лягушки!
Плотовый паук, мой спутник, прыгнул на воду и побежал ловить добычу.
Конечно, и в книгах по палеонтологии указано что лягушка сродни антракозавру и что даже она напоминает это гигантское земноводное, остатки которого находят в отложениях пермского периода. Наверное, наша лягушка и квакает совсем так, как антракозавр, только в сто — двести раз тише.
Вдруг плот подскочил и ускорил свой ход. Плотовый паук, мой спутник, прыгнул на воду и побежал по воде на высоких, длинных ногах ловить добычу.
За ним тянулась крепкая соединительная нить, которую паук прикрепил к плоту. Эта нить помогала ему возвращаться на плот.
Мы плыли. Металлическим блеском отливали прозрачные крылья существ, которые сидели на ветках прибрежных деревьев. Птицы? Нет, у каждой такой птицы — две пары крыльев, очень длинных и узких. Глаза этих крылатых существ (каждый глаз составлен из множества кусочков — мозаика!) переливались разными цветами. Пугали меня. А их антенны-усики все время дрожали, словно ловили движение воздуха. Эти длинные и тонкие «птицы» неожиданно срывались с места и со страшной быстротой носились над водой. Они перевертывались. Один миг лежали на спине, словно опираясь на воздух. Еще миг — уносились вдаль. А на плот падали остатки их добычи. Стрекозы!
Мимо плота проносились водяные конькобежцы. Широко раскинув ноги — гигантские иглы, они едва касались поверхности реки и, отталкиваясь от воды, то и дело прыгали через плот, опускались на воду и исчезали. Если простую швейную иголку натереть жиром, она будет плавать на воде. Так и ноги-иглы этих существ, смазанные жировым веществом, скользили по воде. Это, конечно, водомерки.
Дул легкий ветер. Плот плыл по спокойному течению вдоль берега. Я тревожно ждал — когда же ветер пригонит противоположному берегу? Напрасные усилия! Ветер вовсе не дул в сторону беседки. Что делать? Уж не заставить ли паука тянуть плот к другому берегу — припугнуть его крылышками осы? И пусть тянет плот своем канате (соединительной нити). Сколько раз пытался это сделать — не удавалось.