В стране кораллового дерева
Шрифт:
Разговор в основном шел о достигнутом и пережитом в Новом Свете. Говорили больше всего Адель, господин и госпожа Вильмерс. Анна запихивала в рот свежий хлеб, испеченный Ленхен, и куски утки с каштанами и капустой и согласна была в такой день выдержать даже болтовню Герти Вильмерс.
— Нам тоже вначале было непросто, — принялась за любимую тему госпожа Вильмерс. — Нет, нет, нам тоже пришлось очень туго, когда мы сюда приехали. Но сейчас вам кажется, что все это на нас с неба свалилось. — Она пристально посмотрела на Анну и Ленхен. — Так почему, скажите-ка мне, девушки, почему сегодня вам должно быть проще, чем нам тогда?
— Да, — вторила ей Адель с набитым ртом, пытаясь усесться на
Господин Вильмерс что-то тихо буркнул себе под нос, но не стал протестовать, а отрезал себе еще кусок утки.
— Да, да, погибшая колония… — Герти поджала тонкие губы. — Нам пришлось ждать шесть месяцев, пока не распределят землю, и даже после этого ее оказалось слишком мало, на всех не хватало. — Пожилая женщина покачала головой, словно на нее нахлынули тяжелые воспоминания. — Прошло более тридцати лет. Тогда я была еще совсем юной девушкой. У нас ничего не было, вообще ничего. Буквально. — Ее глаза остановились, взгляд устремился в далекое прошлое. — Карл Гейне… — продолжала она. — Этого имени я не забуду никогда. Никогда! Чего нам только тогда ни обещали… В конце дня, я хорошо это помню, отец сидел за столом, заламывая руки, мать тихо плакала. От всего этого у меня просто сердце разрывалось! На родине у нас был участок земли, хоть и маленький, но он принадлежал нам. И мы знали, для чего и для кого мы работали. Но отец продал землю в надежде на лучшее — и мы горько разочаровались. Вместо того чтобы приобрести землю в собственность, нам пришлось разделиться и работать на других людей. Я была еще совсем молода, почти ребенок, и плакала часто и подолгу. — Герти подняла голову и взглянула на Анну. — Поэтому не думайте, что только вам жизнь подбросила не то, что вы ожидали.
Анна осторожно положила нож и вилку.
— Нет, госпожа Вильмерс.
— Да отстань ты от девочек, — проворчал господин Вильмерс с рождественским добродушием — его совершенно не интересовали бабьи россказни.
Герти покачала головой, но дальше говорить не стала.
В тот вечер с наилучшими пожеланиями от семьи Вильмерс Анне и Ленхен разрешили взять с собой узелки с остатками еды.
Поздно вечером Анна все еще стояла на грязном заднем дворе маленького дома, в котором жила ее семья, смотрела на мерцающее звездное небо и чувствовала, как по спине стекает пот.
— Счастливого Рождества! — вдруг услышала она голос Ленхен. — Я помню, что желала тебе этого у Вильмерсов, но там я чувствовала себя не в своей тарелке.
«Мы все здесь чувствуем себя не в своей тарелке, — подумалось Анне. — Слишком жарко. Без холода и немеющих на морозе пальцев все иначе».
Она обернулась к сестре.
— Счастливого Рождества, Ленхен!
Через несколько дней начнется новый год. Анна вдруг содрогнулась. Мысль о том, что новый год не принесет им ничего хорошего, засела у нее в голове.
— Мой муж вернется в ближайшее время и ненадолго здесь останется, — сказала Герти Вильмерс сгорбившейся над клумбой Анне.
Девушка продолжала выдергивать сорняки, выросшие среди маргариток госпожи Вильмерс. Краем глаза она видела Адель, которая сидела на веранде в кресле-качалке под еще не слишком жаркими лучами утреннего солнца. В январе, полтора месяца назад, та разрешилась от бремени. Она требовала к себе много внимания во время беременности и оказалась такой же привередливой роженицей. Адель прижимала к себе и целовала маленького мальчика, потом передавала его Ленхен, которая после родов не отходила от нее ни на шаг и даже иногда проводила ночи в хозяйском доме Вильмерсов.
— Вот!
Герти ткнула пальцем, указав
«Словно хочет показать, что я плохо работаю, — подумала Анна. — А теперь еще и намекает на то, что скоро возвращается господин Вильмерс». Анна поджала губы. Но ей нужна работа, потому что ее отец все пропил, а Калебу все чаще приходится оставаться в постели. Ей никак нельзя потерять это место!
Герти указала на еще один сорняк.
— Куда ты только смотришь, девочка? Очевидно, прошли те времена, когда всем немцам была свойственна добросовестность. Мои родители тоже были бедными людьми, но всегда держали дом в чистоте, а в огороде, разумеется, не было ни одного сорняка. И я знать не хочу, как обстоят дела у вас дома, Вайнбреннеры. — На какой-то момент Анне показалось, что Герти погрузилась в воспоминания. — Перед нашим домом была клумба, на которой мать высаживала цветы. Она любила цветы. Она любила их, как, собственно, и порядок в доме. Сегодня утром… — Герти погрозила пальцем перед носом Анны. — Сегодня утром мне пришлось вытереть стол еще раз. Вы стали небрежными, и ты, и твоя сестра.
Анна молчала в надежде, что госпожа Вильмерс успокоится, но оказалось, что пожилая дама вошла в раж.
— Мы — немцы, понимаешь ты это? Мы не такие, как другие люди. Другие живут в беспорядке, в окружении грязных детей и вонючих собак. А мы нет!
Герти поморщилась от отвращения. Анна по-прежнему молчала.
— Только не мы! Наши дома всегда в чистоте! Мы работаем! Мы первыми высадили на этой земле фруктовые деревья. Да, именно мы, немцы, сделали это — засадили пустынные земли садами. Мы первыми стали разводить молочный скот. Ни один коренной аргентинец не станет этим заниматься, и в этом наше счастье. Любой хочет купить у нас молоко, любой!
Она хрипло рассмеялась.
— Да, госпожа Вильмерс, — ответила Анна, все еще стоя на коленях.
С веранды доносился голос Адели и тихие ответы Ленхен. Герти Вильмерс на секунду нахмурилась.
— Итак, как я уже сказала, — продолжила она, — мой муж скоро вернется домой. И мне больше не нужна будет ваша помощь.
Вот она и произнесла самые страшные слова! Анна взглянула на испачканные землей руки.
— Ты меня поняла? — переспросила Герти. — Вы обе мне больше не нужны! Возвращается мой муж, а через пару недель из Гамбурга наконец приедет моя сестра. Как бы мне ни нравилась стряпня Ленхен, но я не намерена больше выбрасывать деньги на ветер.
Анна наконец кивнула.
— Конечно, госпожа Вильмерс.
Больше ей ничего не пришло в голову. Там беспрерывно вертелась одна и та же мысль: «Я потеряла работу».
Когда Калеб в тот день вернулся домой, Анна сидела в комнате, погруженная в мысли, смотрела в маленькое окно на двор. Она заметила, что муж устал, но в тот момент у нее не было сил поддержать его.
— Что случилось? — осторожно спросил Калеб, поглаживая грубыми ладонями ее спину.
Анна тихо всхлипнула.
— Это я у тебя должна была спросить, — сказала она несколько секунд спустя, — это ведь ты пришел с работы домой.
Анна разглядывала гардину, которую повесила в начале года, чтобы хоть как-то украсить комнату. Отец стал ворчать, когда она решила жить в ней вместе с Калебом, но ведь они были супружеской парой. Анна считала, что у них есть право на свой угол. К тому же вместе с Калебом они зарабатывали львиную долю средств для семьи.
Девушка решительно вытерла глаза рукой и взглянула на мужа. Ей пришлось приложить усилия, чтобы не расплакаться. По раскрасневшимся щекам Калеба можно было предположить, что он пышет здоровьем. Но его тело с каждым днем усыхало, он все чаще страдал от сильных приступов кашля.