В стране слепых
Шрифт:
– Да неужели? – улыбнулся Ред.
– Люди не роботы, черт возьми. Их нельзя запрограммировать!
– О господи, Сара! Я знавал людей, которые были вдвое податливее роботов, и вы таких знаете. В Лас-Вегасе была одна девушка, которая… Впрочем, это неважно. Во всяком случае, клиология возможна только потому, что существует свобода воли.
Она удивленно уставилась на него.
– Что?
– Конечно. Только свободный выбор предсказуем.
– Вы смеетесь надо мной?
– А непредсказуем как раз иррациональный выбор. Вот почему сумасшедшие так опасны. Свободный выбор гораздо чаще подчиняется логике, чем ей противоречит.
– Но откуда вы можете узнать, что кто-то не поступит вопреки логике?
– Да ниоткуда, – с довольным видом
Note19
Маслов, Эйбрахам Х. – американский психолог
Сара покачала головой.
– Вы чересчур упрощаете. Такие сложные проблемы не могут иметь простых решений!
– Да ну? – Он покровительственно улыбнулся. – Кто вам сказал? Между прочим, вот типичный пример мема, процветающего в нашем обществе. Люди передают его друг другу, как грипп. Но вы никогда не задумывались, кто внедрил его и зачем? Не лучший ли это способ помешать людям даже пытаться открыть так называемые исторические законы?
Он самодовольно ухмыльнулся.
Сара нахмурилась и, поджав губы, снова отвернулась. Она видела, куда он клонит. И уже поняла, как они могли направлять общество по любому выгодному для них пути.
– Значит, вы выясняете, какие поступки людей дадут нужные вам результаты, а потом с помощью положительной обратной связи заставляете людей их совершить?
«Запишитесь на курсы основ психологии – и вы сможете править миром».
– Все правильно. Мы вознаграждаем людей, которые ведут себя, как нам надо. Теперь у нас достаточно денег и влияния. И рычагов в сфере массовой информации, чтобы…
Гнев захлестнул Сару. Она повернулась и, тыча в него пальцем, выкрикнула:
– Будьте вы прокляты! Люди не марионетки!
– Разве я это говорил? Вы меня не слушаете. Я только сказал, что мы пропагандируем и вознаграждаем нужное нам поведение. Мы никого не принуждаем. Но люди не дураки. Если они думают, что то или иное поведение принесет им выгоду, то можно предсказать, какой процент из них добровольно поведет себя именно так. Вот почему мы держим столько своих людей в средствах массовой информации – редакторов, спичрайтеров, режиссеров телепрограмм – словом, тех, кто остается за кадром. Чтобы быть уверенными, что будут пропагандироваться нужные мемы. А все остальное – дело свободного выбора. – Он широко улыбнулся. – Статистика работает только тогда, когда люди могут свободно выбирать. А кроме того, – добавил он тоном обвинителя, – разве не для того же самого служит коммерческая реклама? Или проповеди? Разве не тем же занимается любой начальник? Не стараются ли все они поощрить определенную манеру поведения, обещая награду?
Сара прикусила язык. Все верно. Только в какой момент право поощрять превращается в право принуждать? Конечно, такой способ манипулирования людьми помягче, чем голая сила, но результат во многом тот же. А сила имеет хотя бы то преимущество, что ею пользуются по-честному, в открытую.
Ред немного помолчал, потом бросил быстрый взгляд на часы и вздохнул.
– Нечего ответить, верно? Потому что на Мэдисон-авеню note 20
Note20
улица в Нью-Йорке, где сосредоточены крупнейшие рекламные агентства
– Ну и каков же вывод? – холодно возразила она. – Значит, зря женщинам дали права? Значит, надо было урезать расходы на оборону?
Ред махнул рукой и презрительно хмыкнул.
– Не городите чушь. Просто, предпринимая желательное вам действие, вы не думаете, что оно может иметь и нежелательные последствия. А если на то пошло, то и плохие поступки могут иметь положительные результаты, которые сказываются со временем. Скажите-ка мне, кто оказался сейчас в лучшем положении – потомки тех негров, которых самым жестоким образом похитили и продали в рабство, или потомки тех, кто остался на родине?
– Работорговля аморальна! – воскликнула она.
– Разве я об этом говорил? Мораль здесь вообще ни при чем. Смотрите, я родился американцем, и я благодарен судьбе, но я не могу ее благодарить за то, что миллионы людей умерли от голода в Ирландии или в трюмах плавучих гробов, пытаясь добраться сюда. Дело не в том, что хорошо, а что плохо, что справедливо, а что нет. Систему это не интересует. Измените один из ее компонентов, и она непременно прореагирует – возможно, спустя много лет, и так, как вы совсем не ожидали. И как вам вовсе не понравится. Вот это и есть наша работа. Обычно мы добиваемся именно таких побочных, скрытых последствий, которые на первый взгляд отнюдь не являются целью воздействия. К тому же я говорил, что теперь мы занимаемся только тонкой корректировкой.
– Великолепно. Просто грандиозно. Вы с вашими приятелями изменяете человеческие судьбы, но никто не должен волноваться, потому что вы изменяете их только чуть-чуть!
– Без регулировки даже приборы не работают.
– Нет. Не лезьте в чужие судьбы.
– Ах, laissez faire? Вы мне напоминаете теоретиков бизнеса или «зеленых». У вас тоже укоренился этот мем – «Не нужно вмешиваться».
Саре не понравилось, как он это сказал. Его слова прозвучали так, будто все свои убеждения она подцепила от других, словно заразную болезнь.
– Преднамеренное вмешательство человека делает события противоестественными, – сказала она. – Оно разрушает экономику и экологическое равновесие. Исторический процесс должен течь свободно. Как река. – Она взмахнула рукой.
Ред рассмеялся. Он хохотал, закинув голову и шлепая себя по коленям.
– Что здесь смешного? – спросила она с подозрением.
– То, что люди вроде вас считают поведение человека противоестественным. А что же такое, по-вашему, история, мисс Бомонт? Не что иное, как постоянное вмешательство человека! Люди вечно пытаются либо изменить ход истории, либо воспрепятствовать его изменениям. Наполеон, Иисус Христос, доктор Кинг – все они имели собственное видение будущего и пытались сделать так, чтобы оно наступило. Да вы и сами делаете то, в чем обвиняете нас.