В сумерках. Книга первая
Шрифт:
Александров набрал номер Калинина. Трубку тот взял сам – и тоже сразу по имени-отчеству, будто поджидал:
– Здравствуйте, Виктор Михайлович! Я в курсе ваших предложений. Прошу, извините меня, пожалуйста, я сейчас улетаю в командировку в Красноярск, но вот запишите телефон – это мой заместитель, он вами займется. А послезавтра мы обязательно встретимся. Я улетаю на одни сутки. Надеюсь, вы меня дождетесь. Пишите номер телефона заместителя: Орлов Николай Егорович…
Писатель с журналистом, слушая разговор, от восторга не знали, что и думать. Хохочут, как безумные, у телефонного аппарата джигу танцуют.
– Ну что, подельники, звонить Орлову? – спрашивает Виктор ликующих своих
– А какие у нас варианты? – говорят. – Звони!
Орлов даже слушать про музей не стал, говорит: срочно уезжаю в Верховный Совет часа на два-три. Спрашивает:
– Куда вам перезвонить в Москве?
Вот на этом месте троица приуныла. В приемной Ковалева тоже телефончик записывали как бы с целью перезвонить. Но делать нечего, номер назвали. Думают, фарт кончился. Ан нет! Часа не прошло – обратный звонок.
Трубку взял хозяин квартиры, а спрашивают Александрова:
– Виктор Михайлович, это Орлов. Освободился пораньше, могу с вами встретиться. Куда машину прислать?
Писатель Лёня трубку передает, а сам кланяется:
– Машину пришлют-с!
– Не надо машину, я недалеко, две станции на метро, – кричит в трубку Александров, а сам уже куртку на одно плечо натягивает. –Пока машина туда-сюда, быстрее сам доеду. Нас двое, мы оба из «Мемориала».
– Хорошо, приезжайте вдвоем.
На площади Маяковского у выхода из метро торговали бананами, рыбой и маринованными огурцами с ящиков, расставленных на асфальте. У фонарных столбов копился мусор на вид недельной или большей давности. Ходоки пересекли площадь, придерживаясь светофоров и потертой разметки.
В вестибюле, разделенном надвое высоким барьером темного дерева, их поразило скопление людей. Тут будто бы столкнулись, не смешиваясь, два мира. Один, представленный молодыми мужчинами в мундирах, деловито передвигался между столами или сидел в офисных креслах, позволяющих разворачиваться на сто восемьдесят градусов, чтобы обменяться чем-то сиюминутным с сослуживцем. Мир внутри барьера шелестел обильной листвой справок, сводок, таблиц и официальных ответов, гудел принтером, попискивал факсами и позванивал телефонами. Он работал. По другую сторону барьера, чуть отодвинувшись от него к стенам высокого зала, недвижно стояла плотная толпа женщин. Они ждали. Вероятно, там имелись и мужчины, но по большей части этот мир состоял из провинциального вида теток, одетых бедно и не по сезону. Веяло от них безысходностью и тоской. Два мира не смешивались, над ними и воздух копился разный. Время от времени, реагируя на окрик офицера, от массы отделялась фигура, чтобы у барьера получить бумагу либо расписаться в каком-то документе и, пятясь, стараясь не повернуться спиной к должностному лицу, занять прежнее свое место.
Ванченко и Александров, едва не вприпрыжку бежавшие через площадь, остановились между этими двумя мирами, как вкопанные. Освободившийся от какого-то телефонного разговора офицер заметил новых посетителей:
– Что вам надо?
– Нас ждет полковник Орлов.
– Назначено?
– Да. Александров и Ванченко.
Дальнейшее Александров запомнил в подробностях, будто видел со стороны.
Они поднимаются по широкой лестнице на второй этаж. На двери роскошной приемной две таблички: «Калинин» – это кабинет справа, и «Орлов» – дверь к нему слева. Майор просачивается в дверь слева, и буквально через минуту гуськом оттуда выходят десятка полтора офицеров. Каждый, пересекая приемную, задержался взглядом на штатских, притулившихся в углах кожаного дивана. Кто такие? Из-за них прервано совещание! А штатские не верят удаче: наконец-то, наконец-то разговор по существу.
В большом кабинете, залитом светом огромного окна – вероятно, пока шли,
– Да что вы, ребята, зациклились на этой больничке? – не дослушав, воскликнул вдруг Орлов. – Сделать бы музей во всем пятом лагере! Представляете масштаб? Возможности! Какие экскурсии с погружением в среду можно будет проводить! А? Какой резонанс пойдет от вашей затеи! Мировая известность. Шестиполосную трассу проложить придется до вашего музея, потому что поток посетителей, вы только представьте, какой будет поток посетителей!.. Впервые в мировой истории музей советской политзоны!
Ванченко оторопел. Александров потерял дар речи.
– А что, так разве можно? – едва оправившись от потрясения, засомневался журналист.
– Конечно. Берите весь лагерь.
Орлов откинулся в кресле и, широко открыв глаза, вдруг заговорил, обращаясь будто даже не к Ванченко с Александровым, а к будущим поколениям российских зэков:
– Вот нас упрекают: лагеря страшные, жуткие тюрьмы, бесчеловечные условия содержания в следственных изоляторах. Да, так оно и есть. Справедливы ваши упреки. Мы не отрицаем. Но ведь страна-то была какая бедная! Откуда было взять денег на тюрьмы? Были бы деньги, мы бы вам не хуже, чем в Америке, тюрьмы построили. С баскетболом, с душем и спортивными залами, с питанием по системе «шведский стол». Вот давайте рядышком с пятой построим образцовую тюрьму с нуля и будем возить посетителей туда и сюда, чтобы контраст подчеркнуть. Там – советское, тут – новое. Такая задумка. Как вам? Нравится?
Александрову не нравилось. Совершенно сбитый с толку, он понимал, что «задумка» Орлова полностью извращает смысл предлагаемого ими, но не мог с ходу подобрать аргументы против.
– Дак, наверное, дорого будет новую тюрьму строить? – засомневался Ванченко.
– А давайте посчитаем! Часть денег – ваши, часть – наши, – не сдавался Орлов.
– Дак очень дорого будет, – твердил обескураженный Ванченко.
– А разве денег-то у вас нет?
Ванченко, памятуя о намерении малого Совета при главе администрации области выделить средства на музей, простодушно выговорил:
– Деньги-то уже, наверное, поступили. А когда уезжали сюда, их еще не было.
– Сколько ожидается, примерно? – Орлов, чувствуя себя деловым партнером, не деликатничал.
– Тысяч восемьсот.
– Долларов?
– Рублей.
Внутри Орлова будто шарик лопнул. Он помрачнел, достал из ящика стола тетрадь, полистал, надел очки, неприятным образом изменившие его внешность, поводил пальцем по страничке и говорит:
– По нашим данным, Солженицын дает вам долларами.
«Вон оно что!» – сообразил Александров.
А Ванченко, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, развел руками:
– Видно, не дошло еще до нас.
– Ну, как дойдет, милости просим, – ответил в тон ему Орлов.
На том аудиенция в Министерстве внутренних дел закончилась. Пустые московские хлопоты немало развлекли темских ходоков и даже привели в изумление.
Узнав о результате переговоров, писатель Леня растолковал им, что произошло. Министерские чины, осведомленные о благотворительном фонде Солженицына, придумали наложить лапу на его деньги. Прежде из фонда получали материальную помощь семьи советских политзаключенных. Теперь политзаключенных вроде бы нет, фонд будто бы и не нужен, но деньги от переиздания романа «Архипелаг ГУЛАГ» в него поступают.