В такт твоей музыке
Шрифт:
Когда твоя работа состоит из правдивых фактов, которые можно доказать это вселяет больше уверенности, чем липовая история из фальшивых аргументов. Пусть эти аргументы кристально чисты, всё равно правду можно рано или поздно узнать. Собственно, так рано или поздно и случается. Правда вскрывается всегда. Тут только вопрос потраченного на это времени.
Именно поэтому мне нужно было знать всё. Привычки Мельникова, его режим, маршруты, страхи, желания, грехи, чтобы в каждом аспекте его жизни оставить след тревожного состояния. И все эти маркеры, которые я расставил сыграют мне на руку, когда сыворотка
Как мы и думали изготовитель сыворотки куда-то загадочно скрылся, ведь и Лию он искать не пытается. Этот факт уже прекрасно создавал Мельникову нервное напряжение. Нам оставалось только его зафиксировать. Удивлен энтузиазму Марка, ведь клиентов он отцу приводил собственноручно. Настя путала и на время подменяла файлы на компьютере. Марина, разгулявшая в офисе тайно на пару с Марком, делала прочие мелкие шалости, на которые отец Марка натыкался во время работы. Я руководил процессом, следил за его реакцией, эмоциями и искал лучшие моменты, когда и бред сойдёт за правду. Мы были его искусственно созданной совестью. Потому что только после наших проделок Мельников задумался, от чего же ему это видится и вспоминается. Даже сподобился на сентиментальный разговор с сыном.
Потом по всей видимости подумал, что дело в какой-нибудь сыворотке и его кто-то подставляет. Но в крови ничего не нашёл. Ведь поверить в то, что это его сын размазня подстраивает что-то лично на физическом, а не биологическом уровне, было сложно.
Его сомнения тоже были нам на руку. Ведь Мельников стал оставаться у сына на ночь, чтобы изучить те самые документы, которые ему оставил изобретатель сыворотки. И в одну из последних двух ночей, отец Марка проснулся овощем, который осталось правильно приготовить.
Марку осталось воззвать к совести отца, применяя доказательства в виде фото, статей, документов и настоять во всём сознаться. Такой гадостью как сыворотка, пользоваться немного странно. Кажется будто плохая сказка, которую тебе рассказывали в детстве является правдой и на душе становится немного мерзко. Особенно от того, что ты приводишь людей в неестественное состояние и пользуешься их уязвимостью. Утешает только то, что это для благого дела.
По итогу Марк стоял перед отцом дома в гостиной, а тот стыдливо сидел и разглядывал свои деяния сидя на диване за журнальным столиком. Мы же с Настей были глазами, ушами и голосом. Глядя на всё, что происходило у них дома по камерам, суфлировали действия и текст, которые Марку предстояло воплотить в жизнь. Как я и думал его очень привлекла эта театральность задания. — Отец, ты понимаешь, что тебе должно быть стыдно после подобного? — Марк настолько вжился в роль, что я почти ему верил, но для Мельникова под воздействием сыворотки это просто предел правдивости. — Ты обязан во всём сознаться.
Отец Марка хватался за голову глядя на реальные факты грехов своего прошлого. Он действительно был как пластилин и просто сходил с ума от чувства вины. Глядя на подобное, всегда становилось не по себе. Сразу думаю о том, что было бы если бы они всё-таки применили эту сыворотку на людях. Это что-то на уровне масштабной катастрофы.
— Что теперь мне делать, сын? — скулил Мельников.
— Для начала
Начинаю слышать бред, сказанный Марком, который никак не шёл по сценарию, я никого не просил обращаться к богу. На наше удивление его отец действительно начал молиться, а Марк в изумлении даже испустил смешок.
— Охренеть, — шепчет он.
— Марк. Давай без своих игр. Понимаю соблазн понукать тем, кто понукал всё это время тобой велик, но давай без этого, — надо как-то Марка отрезвить, до того, как он попросит что-то недопустимое. — Тем более действует сыворотка всего-то десять минут. Не трать столь сложные разработки понапрасну.
— Какой, же ты скучный, Павлов, — закатывая глаза, вздыхает Марк.
— Кто-то недавно восхищался, тем что я собираюсь вколоть ему сыворотку и превратить его в овощ, — напоминаю.
Отец Марка словно экранная заставка нашего разговора, всё еще предается молитвам.
— Ну чертовщинка в тебе есть признаю. Только надеялся веселье будет интереснее, — с досадой признаёт Марк.
— Это обычная работа. Просто немного специфичная. Но такая же серая рутина, как и у всех. Сколько потом мне после этого разбирать бумаг я вообще молчу. Жизнь не кинофильм, так что смирись, — рушу воздушные замки, которые Марк себе в голове настроил.
— Нет, это просто ты сегодня скучный. В Лию, наверное, стрелять было весело, — слышу ехидную усмешку.
— Всё от случая зависит. Ладно, не отвлекайся.
— Это поможет? — вернулся к реальности Мельников старший.
Было странно наблюдать, как такой опасный и влиятельный человек, так низко пал, после одного укола.
— Нет, конечно, этого мало, — выпалил Марк в раздражённой манере, немного выпадая из роли.
— Делай это сочувственно, строя чувство вины. При пробуждении он будет цепляться за это, — поправляю его.
Марк многозначительно закатил глаза и принялся перебирать фотографии людей с порушенными судьбами от рук Мельникова.
— Ты хоть понимаешь, сколько людей страдают из-за твоей подлости. А ведь у них есть семьи, дети, жены, мужья и ты лишил счастливой жизни всех их, — вызывая сострадание грустно вздыхал Марк, демонстрируя отцу фотографии.
Отлично. Лица тоже останутся у него в подкорке, ведь это нам тоже необходимо.
— Я не хотел этого, — чуть ли не плачет Мельников.
— Ты должен пойти и сдаться властям. Ты же представитель закона, а значит лучше других знаешь, что всё должно быть по закону. Ты поможешь всем и каждому, кому когда-либо испортил свою жизнь и расскажешь всё как было на самом деле по каждому делу. Доказательства у тебя имеются. Ты же всегда работал не честно. Пришло время раскрыть правду.
В такие моменты казалось, что Марку нужно было поступать не в медицинский, а в театральное.
— Я так и сделаю, обещаю, сын.
— Обещаешь?
— Да!
Ещё несколько минут активного зомбирования и отец Марка отключился. Проснулся он после этого потерянным и рассеянным и ушёл куда-то по важным делам. Мельников принялся собирать информацию обличающую его деятельность по каждому делу, а затем лично отвёз все документы и сдался. Под эгидой, что ему не хочется брать на себя грехи порушенных жизней он принялся рассказывать всё подчистую детективу, который так долго на него охотился.