В тени луны. Том 2
Шрифт:
Вдруг она забыла о своем гневе и отчаянии, вспомнив, что если над Индией действительно собирались тучи, то ее личные неприятности уже не имели никакого значения, и она не вправе была добавлять их к проблемам и тревогам, которые ложились на плечи всех людей. Конвей собирался вернуться в Лунджор в конце месяца, и она поедет с ним и постарается отправиться в Симлу или Наини Тал к середине мая. Это, по крайней мере, не вызовет скандала, и Конвей не будет очень возражать против ее отъезда. До тех пор она ничего не должна предпринимать, за исключением самого трудного — ей придется ждать…
Наступила вторая и самая
Это была плоскодонная деревянная лодка с соломенной крышей, защищавшей гребца от солнца, направляемая стариком с подслеповатыми глазами в скудном одеянии рыбака; она ближе и ближе подплывала к берегу, пока легко не стукнулась о каменную стену террасы, и ее нос с резким звуком задел за ступени, спускавшиеся к воде. Это был негромкий звук, но он прогремел в жаркой, неподвижной тишине полудня и Винтер подошла к балюстраде и посмотрела вниз.
Закрытое чадрой лицо женщины выглянуло из-под соломенного укрытия и внимательно оглядело реку, ее глаза были сощурены из-за ослепительного солнца, а потом она взглянула вверх и увидела Винтер. Глаза внезапно расширились и появилась темная рука, похожая на птичью лапу. В ее жесте было что-то заговорщическое и настойчивое. Винтер непроизвольно обернулась, чтобы увидеть кого-то за своей спиной. Но терраса и парк были пусты, даже бабочки не летали в слепящем солнце.
Она быстро спустилась к воде, поднимая широкие юбки от горячих камней, но у вершины ступеней она на мгновение задержалась. Поблизости не было никого, и она не знала, кто находится в лодке. Рука снова повелительно позвала ее, и Винтер медленно сошла по ступеням и остановилась, вглядываясь в тень под соломенной крышей. Женщина, которая смотрела на нее, на короткий миг опустила свою чадру. Это была Хамида.
Винтер подобрала юбки и, придерживая их, прыгнула в лодку. Раздался звон серебряных браслетов и запах розовой воды, и из темноты протянулась мягкая, тонкая рука, не принадлежавшая Хамиде, и взяла ее за голое запястье.
— Амира! Это ты?
— Это я, querida… — Амира говорила на ломаном испанском. — Удача действительно сопутствует мне, потому что я не ждала, что найду тебя здесь. Хамида должна была найти тебя в доме. Я приехала в это время, надеясь, что немногие будут на улице, но я не могу остаться надолго.
Она говорила торопливым шепотом, что заставило Винтер резко спросить:
— В чем дело? Что случилось?
— Ничего. Пока ничего. Но больше я не смогу тебя навещать. Это небезопасно ни для тебя, ни для меня. И если узнают, что я приехала к тебе сейчас…
Она не закончила предложения, вздрогнув, и сразу жаркий мрак укрытия под соломенной крышей, недвижность земли и широкой, медленно текущей реки — все сразу наполнилось страхом, и даже небеса вдруг показались полными неясной угрозы.
Винтер сжала руку Амиры между своими маленькими прохладными ладонями.
— Скажи мне, что случилось.
Амира понизила свой голос до шепота:
— Я больше не должна приходить к тебе, но я не могла — я не посмела послать тебе записку, потому что боялась,
— Вчера? — сказала Винтер. — Откуда ты можешь это знать? Отсюда до Дели больше двухсот миль.
— Есть способы, — прошептала Амира. — Плохие новости путешествуют быстро, а плохих новостей очень много, поэтому я пришла, чтобы сказать, что ты должна уехать не в горы, а к морю, а там садиться на корабль и сразу же возвращаться в свою страну.
— Здесь моя страна.
— Нет — нет! — страстно сказала Амира. — Я принадлежу этой стране, а ты нет! Но из-за любви к тебе, потому что детьми мы играли вместе и потому, что твой отец был братом моей матери, я предаю своих соотечественников, прося тебя уехать.
Винтер медленно сказала:
— Дорогая, теперь ты должна сказать мне больше. Я не могу уехать просто так. Я… я замужем. Здесь мой муж… разве ты не можешь сказать мне…
— Я ничего не могу сказать тебе — ничего! Я и так уже сказала слишком много. Я люблю и своего мужа, хотя его сердце отвернулось от меня, потому что в моих жилах течет кровь моей матери — ты думаешь, я не постаралась бы избавиться от нее, если бы могла, ради него? Он снова повернется ко мне, в этом я уверена. Как бы я смогла жить, если бы это было не так? О, мужчины не такие, как мы. Для нас они — вся жизнь. Но для них любовь — лишь ее небольшая часть, которую они забывают, когда кончаются поцелуи. Мой муж сначала думает о своем народе, своем падишахе и своих обидах. Если бы он узнал, что я говорю с тобой, он бы убил меня — даже меня, родившую ему сыновей и которую он любит.
Глаза Винтер, привыкшие к мраку после солнечного света на террасе, теперь могли видеть, что лицо Амиры было искажено страхом и тревогой и на лице Хамиды был тот же самый страх. Но она должна была узнать больше. Она должна была узнать, когда, но в Амире почти не осталось духа ее предков, ее любовь и ее верность были отданы этой стране, ее народу, и она не скажет больше того, что должна…
Винтер сказала осторожно, стараясь скрыть настойчивость в своем голосе:
— Я попытаюсь уехать, но будет не просто уехать быстро. Мы не вернемся в Лунджор до конца месяца, и в середине мая я собиралась поехать в горы.
Амира сказала:
— Нет! Не в горы! В Англию. Даже в горах может быть небезопасно.
— Понадобятся три недели, чтобы добраться до Калькутты, — медленно сказала Винтер.
— Это я знаю. Разве я не сказала, что тебе нужно ехать сразу же? До того, как пройдет первая неделя мая.
Пальцы Винтер отпустили тонкую руку, и она сказала как будто в испуге:
— Но безопасно ли сейчас путешествовать? Если есть опасность, не лучше ли остаться там же, где и мужчины?
— Ничего не случится с тобой до последнего майского дня. Но после мая везде будет небезопасно — а меньше всего там, где армия! Ты уедешь? Пообещай мне, что уедешь.