В тени луны. Том 2
Шрифт:
Зарево постепенно уменьшалось и исчезло совсем. Кругом была мокрая темнота и барабанящий всепроникающий дождь. Густая чаща джунглей и бамбуковый покров не могли сколько-нибудь защитить от ливневого потока. Но это их заботило мало. Главное, что жара спала и снова можно было нормально дышать.
Дождь еще шел, и раннее серое утро осветило насквозь промокшие пространства почерневшей дымящейся пустыни, словно покрытую оспой, поверхность реки и промозглые джунгли вокруг них, и полегшие тростники и траву.
Открыв глаза, Винтер увидела, что Алекс ушел в серую дождливую мглу. Она
Винтер поднялась на колени, заплела мокрые волосы и стала неторопливо рассматривать сырое сари. Наверное, во всех джунглях не нашлось бы сейчас ни сухой травинки. Теплый дождь барабанил по листьям, стекая с них фонтанами, водопадами и ручейками. Постоянный шум воды заглушал все прочие звуки. Винтер подумала, что сегодня нет необходимости купаться в реке. Тут же на ум пришла испугавшая ее мысль о том, что добираться до реки придется идти по совершенно открытой, широкой песчаной полосе, теряя безопасность лесного укрытия.
Пораженная этой мыслью, она принялась рыться среди немногих, принесенных ими вещей и нашла кастрюлю, которую подставила под стекавшую с бамбуковой крыши струю, чтобы набрать воды. Лу так и не проснулась, пока Винтер обшаривала близлежащие джунгли в поисках мало-мальски подходящего топлива для разведения огня. Еще вчера с одной спички можно было поджечь весь лес, а сегодня стало нелегким делом подыскать подходящий пучок травы или охапку сухих листьев, чтобы разжечь костер.
В этот момент девочка захныкала и разбудила Лу. Протерев глаза, вышла и присоединилась к Винтер. Глядя на серое дождливое небо и промокшие джунгли, она решительно заявила:
— Нам придется построить хижину.
Винтер смотрела на нее, улыбаясь, вспоминая, как прежде Лу рвалась из джунглей. Это так контрастировало с нынешним ее стремлением обстоятельно обосноваться здесь на долгие месяцы. Они еще могли улыбаться, несмотря ни на что, и еще продолжали улыбаться при виде возвращающегося Алекса, словно вынырнувшего из густой травы. Но при виде его лица их веселье исчезло.
— Что случилось? — быстро спросила Лу.
— Проклятая коза! — ответил он с яростью.
Лу вскрикнула и побежала к тому месту, где они привязали козу, но ее не было. Остался лишь клочок разжеванной веревки.
— Надо найти ее! — сказала Лу. — Обязательно! Чем я буду кормить Аманду? Далеко она уйти не могла.
Но коза ушла навсегда.
— Надо думать, что какой-нибудь мокрый и голодный тигр употребил ее себе на пользу, — кисло заметил Алекс. — Для нее это вполне заслуженный конец. Не делай глупости, Лу. А этой дай немного риса или свари мучной водички. Сегодня дым не опасен.
— Когда ты перестанешь звать ее этой? — взорвалась Лу.
Алекс усмехнулся:
— Ты чертовски заматерела, Лу. Когда-нибудь ты совсем себя убедишь, что это, — то есть, прости, она — твое собственное дитя.
— Так оно и есть, — ответила Лу и пошла
Алекс смотрел ей вслед с полуулыбкой, постепенно превратившейся в болезненную гримасу. Войдя в укрытие, он нашел несколько таблеток опиума и проглотил их, запивая бренди. «Только бы сейчас не заболеть, — подумал он с легким головокружением. — Не сейчас…»
Но никакая доза бренди с опиумом не могла удержать лихорадку, и когда часом позже Винтер принесла в тарелке из листьев горячую еду, то нашла его лежащим под деревом в нескольких ярдах от убежища. Его тело резала острая боль, и хриплое дыхание заглушало шум дождя. Бронзовая загорелая кожа лица, казалось, была слишком туго натянута на скулы и имела странный серый налет. Под закрытыми глазами выступили темные пятна. Винтер осторожно поставила тарелку на землю. Чувствуя странное спокойствие в руках и взволнованное сердце, она слегка дотронулась рукой до его лба.
Сухой жар ужаснул ее. Алекс посмотрел на нее сквозь полуоткрытые веки. Казалось, ему трудно смотреть. Его лоб сморщился от боли, и он произнес еле слышно:
— В порядке… только дизентерия. Пусть Лу… бережет малышку… опасно…
Потом последовала кошмарная череда дней и ночей. Казалось, что прошел месяц, а на самом деле, может быть, не больше трех дней. Никто из них не мог бы сказать точно. Дизентерия и тропическая лихорадка терзали, сжигали и опустошали тело Алекса. Винтер временами казалось, что ему не выжить. Она почти ничего не знала о дизентерии и о том, какие последствия влекут ее жестокие приступы. Хотя эта болезнь была настоящей бедой для Индии, всякое упоминание о ней считалось неподходящей темой для деликатной чувствительности благородных дам.
Ни днем, ни ночью Винтер не отходила от Алекса. Она без устали ухаживала за ним, кормя его вареным рисом и рисовым отваром, вливая в его пересохшее горло бренди с опиумом, единственным в их распоряжении лекарством. Держа его голову на коленях, она прислушивалась к лихорадочному бреду и переживала его боли, как свои собственные.
Засыпая в крайнем изнеможении, она держала его руку, так что, если он шевелился, тут же просыпалась. За всю свою короткую жизнь она ни разу не видала подобной болезни. Временами ей приходилось гораздо хуже, чем во время родов Лотти. И все-таки Алекс держался за жизнь, а вот Лу в конце концов предала.
Лу знала кое-что про дизентерию, сама переболела в легкой форме и видела более тяжелое течение у Джоша. Все свои знания про развитие болезни и лечение она сообщила Винтер. Глядя на Алекса, она сказала:
— Не думаю, что это только дизентерия. Он может подхватить еще и лихорадку, если это вообще не холера. Джош выглядел лучше.
Она старалась держаться подальше, боясь за девочку. В отличие от сухой жары в Оленьей башне, продолжительный дождь и дымящаяся от испарины жара, когда дождь внезапно прекращался, гораздо хуже переносились младенцем. Девочка постоянно и жалобно плакала. Ее тошнило от рисовой воды и жидкой кашицы из муки с грубым деревенским сахаром. Да и эти запасы подходили к концу.