В тени Нотр-Дама
Шрифт:
Осторожно, потому что под моими шагами камень рассыпался, как сухой хлеб, я ступал ступень за ступенью, благодарный каждому желтоватому пятну света, которые бросали одиночные свечи на стене в мрачное подземелье. Было ли это то место, где тамплиеры проводили двести лет назад свои богохульные ритуалы и демонические клятвы? Более подходящего я не мог себе и представить.
Колен провел меня в большую залу со столами и скамьями, освещенную и согреваемую огнем камина. Здесь сидело несколько мужчин, они ели, пили и разговаривали друг
— Идите к камину и разденьтесь, — приказал мне Колен. — Я принесу вам полотенце и высушу одежду. И горячее вино с пряностями, чтобы вы согрелись изнутри.
Когда я нагой стоял перед огнем, ко мне подошли трое итальянцев. Наступил момент принести в жертву ягненка? В испуганном ожидании я смотрел пристально на эфесы их оружия. Тут подошел Леонардо с рукой на боку и протянул что-то. Я отступил назад, но это была всего лишь бутылочка, которую он откупорил.
— Выпейте, это еще лучше, чем горячее вино.
Резкий запах защекотал мне в носу и заставил чихнуть. Спутники Леонардо захихикали.
— Что это? — спросил я осторожно, когда взял в руки маленькую глиняную бутылку.
— Aqua vitae, — сказал с улыбкой Леонардо. — Живая вода. У меня на родине врачи дают ее против всевозможных болезней, против слезящихся глаз, гнилого дыхания, водянки, гнойных ран и отравлений.
— Но я ничем таким не страдаю, — возразил я, нерешительно держа бутылочку в руках. Возможно, напиток не помогал против отравления, а вызывал его.
— И здоровые могут подкрепиться живой водой, она согревает лучше, чем самый горячий огонь, — Леонардо взял сосуд снова к себе, сделал большой глоток и протянул его своим спутникам. Черновололосый Томмазо, наконец, снова протянул его мне. — Ну теперь пейте же! — сказал Леонардо с широкой ухмылкой. — Мои друзья и я живы, как видите.
Итак, я выпил, и бутылка чуть не выпала у меня из рук — настолько горячо забурлило у меня в кишках. Как будто раскаленный в огне клинок вонзился мне глубоко в плоть. Жар остался, а острота быстро прошла и оставила после себя благое чувство и приятный вкус во рту.
— Глотните еще, сеньор, — засмеялся Леонардо. — Вам будет полезно!
При втором глотке я был готов к жидкому огню. Хотя я стоял голым в помещении, я не чувствовал больше даже малейшего холодка. Я протянул Леонардо обратно его Aqua vitae.
— У вас на родине врачи знают свое дело, месье. Откуда выродом?
— Из Анкиано.
Я беспомощно смотрел на него.
— Ничего удивительного, что вы не знаете это место, сеньор. Это всего лишь крошечная деревушка недалеко от городка Винчи.
— Но я и его не знаю, — признался я.
— Он расположен примерно за полдня пути между Флоренцией и Пизой, ближе к Флоренции. Мой отец был мелким деревенским нотариусом, но его разум
— Вовсе нет, — возразил я серьезно. — Я не знаю ни матери, ни отца.
— Воспринимайте это легко, из вас же получился толк. Я, как бастард, всегда имел преимущество: мне не нужно было совать свой нос в запыленные книги законов. У нас в солнечной Флоренции гильдия не принимает незаконных детей ни в судьи, ни в нотариусы. Ни врачом, ни аптекарем я не мог стать, также и двери Университета были для меня закрыты.
— Вы, очевидно, легко отнеслись к делу, — сказал я удивленно.
— На свете существует много бастардов. И у гробовщиков, и у священников, даже у преступников одна судьба. Им отказано в почетных профессиях, — итальянец пожал плечами. — Кто жалуется, радует сердца своих врагов. Я всему научился сам и занимался искусством.
Колен вернулся обратно со стопкой одежды под мышкой, а в другой руке он держал глиняный кувшин. Пока я растирался и одевался в ношенную, но чистую одежду, нищий налил дымящееся, благоухающее пряное вино в деревянный кубок. Я быстро опустошил его — слишком быстро. Возможно, в этом виновата незадолго до этого выпитая живая вода: пот прошиб меня. Мой череп гудел, я слышал даже звуки колокола.
Но Леонардо тут сказал:
— Колокол зовет на «Отче наш».
Мужчина маленького роста вошел в помещение, звеня в маленький бронзовый колокольчик, похожий на тот, который висел над дверью ломбарда, и монотонно созывал на молитву:
— Вы, добрые люди, идите на молитву, поспешите, пока не сядет солнце! — после этого он покинул помещение, продолжая непрерывно звенеть и монотонно петь, что мне здесь, под землей, решительно показалось странным: будто он хотел разбудить своим звоном мертвых.
— Один из нас во время «Отче наш» должен быть подле нашего гостя, — сказал Леонардо Колену.
Нищий потряс головой:
— Месье Арман должен принять участие в собрании. Итальянец сдвинул кустистые брови:
— Кто это сказал?
— Он.
Нажима, с которым Колен ответил, было достаточно, чтобы убедить Леонардо. Итальянцы опять взяли меня под руки, словно они не доверяли мне. Колен не сопровождал нас, а остался один в большом помещении. Подземные ходы, которые показались мне прежде довольно пустынными (там иногда были видны крысы, жуки и пауки), теперь кишели людьми, словно зов действительно манил мертвых из их могил. Из мрачных углов и по крутым лестницам валом валили мужчины и женщины — в большой зал, который тоже был нашей целью.