В тени Нотр-Дама
Шрифт:
— Вероятно, англичане тоже искали в Париже камень из короны Люцифера, — предположил я немного кисло и совершенно несерьезно.
Монах-призрак кивнул с очень серьезным выражением лица:
— Это также предполагают истинно чистые; поэтому они делали все, чтобы Париж снова оказался в руках французов. Английская оккупация и прибытие цыган помешали бы поискам камня. К сожалению, приступ девственницы в 1429 году потерпел неудачу, и Париж остался на долгие семь лет в руках проклятых англичан.
— Ну,
— В некотором роде, да, но, скорее, инструментом, мечом в наших руках. Она была бедной необразованной крестьянской девушкой, которая чуть не сошла с ума от голосов в голове. Мы придали ее бесполезному существованию смысл и внушили ей, что Бог говорит с ней. Воодушевленной верой в свою божественную миссию, юной деве чуть не удалось прогнать проклятых англичан. Но из-за предательства дреговитов бедняжка попала в плен, а в итоге — на костер. Предательство определило и кончину ее брата по оружию, маршала Франции.
— Вы говорите о Жиле де Реце? — поинтересовался я с ужасом.
Маршал Франции, явно герой в войне против англичан и бургундцев, был казнен в октябре 1440 года в Нанте. Никто не считал наказание несправедливым, Жиль признался, что убил больше, чем сотни детей самым жестоким образом, чтобы понравиться Сатане. Многие из его жертв он изнасиловал, перед тем как убить, некоторых потом. Тюрьмы его замков нашли полными остатками скелетов и пеплом сожженных тел. Я знал эту историю хорошо, в Сабле и сейчас рассказывают каждому ребенку ее, потому что Жиль де Рец командовал там местным гарнизоном с 1427 по 1429 годы.
— Господин де Рец стал жертвой дреговитов, — объяснил монах-призрак, словно прочитал мои мысли. — После того как они убили Жанну, они лишили его чести и достоинства. Его разум помешался. Может быть, он слишком много пробовал сок мандрагоры, который должен был давать деве.
— Это зачем? — вмешался я.
— Мандрагора изменяет сознание, делает его восприимчивее для действительных или только воображаемых воздействий.
— Даже если Жиль де Рец принял этот сок, он совершил свои злодеяния в состоянии безумия?
— Злодеяния? Чепуха, это был заговор! Герцог Бретани и его канцлер, епископ Жеан де Малетруа, оба коварные дреговиты, лишили Жиля де Реца авторитета и жизни — чтобы прибрать к себе его сокровища.
Я взглянул на шахматную доску и тихо сказал:
— Вы заявляете — белые против черных и черные против белых, как вам это угодно, а правда расплывается в сплетнях и россказнях.
— Не существует правды, есть только правильный взгляд на вещи! И я попытался сообщить его вам. Вы распознаете его, когда вернетесь в Нотр-Дам и серьезнее займетесь отцом Фролло.
У меня появился неприятный привкус во рту, и я сплюнул.
— Что за причина должна у меня быть,
— Спасение мира, избавление душ от проклятия — не достаточная причина для того?
— Покиньте свой подземный мир и расскажите обо всем прево или епископу. Костер быстро просветит ваш запутанный разум!
— Это, пожалуй, единственное мучение, которому меня еще не подвергали…
Его шрамы подтверждали эти слова, и в тот же момент я испытал сочувствие.
— Арман, если вы не хотите это сделать для мира, тогда сделайте это для Колетты, которой вы многим обязаны.
— Я благодарен за ее уход, но достаточная ли это причина, чтобы требовать взамен мою жизнь?
Едва я сказал это, как показался себе убогим, трусливым червем, который прячется от голодной вороны. Так я явно не расположу к себе красивую Колетту.
— Без Колетты вы бы давно распрощались с жизнью. Она была вашим ангелом-хранителем — с тех пор, как вы переступили порог Нотр-Дама.
Монах-призрак протянул что-то вперед, тряпку. Нет, это были волосы, борода. Когда он поднес ее к лицу Колетты, я узнал нищего Колена — только моложе, без многочисленных шрамов. Как часто за прошедшие недели я выглядел глупцом! Как глупый ребенок, которому выдают правду маленькими дозами, чтобы не перегрузить. Или чтобы не разозлить, потому что еще в нем нуждаются… Монах-призрак, отец Фролло, итальянец Леонардо, даже Колетта — все они играли со мной, двигали и передвигали меня туда сюда, как это им было угодно.
— Это, должно быть, борода, которую я нашел на месте нападения, когда я преследовал нищего и услышал, как кричала женщина, — сказал недовольно я. — Колетта видимо забрала ее снова, когда она якобы случайно упала на меня у толстухи Марго.
Колетта улыбнулась мне, но ее черты лица были напряжены:
— Вы очень умны, месье Арман.
— Нет, я глупец, несказанный чурбан! — выпалил я. — Иначе я бы давно разоблачил этот маскарад!
— Колетта обладает многими талантами, — сказал монах-призрак примирительно. — Она умеет притворяться, как актриса, а как карманная воровка она будет половчее многих, кто зарабатывает себе на пропитание на улицах Парижа этим подозрительным искусством ловкости.
— Мило для нее, — пробормотал я, окончательно решив не отступать от отказа, порожденного моей задетой гордостью.
— Сердитесь на меня, Арман, но не на Колетту. Как я уже сказал, без нее вы бы уже в День Трех волхвов обеднели бы, когда…
— Таковым я был в действительности, — прервал я монаха-призрака. — Когда я проснулся утром возле Нотр-Дама, Колен или Колетта исчезли, а мой кошелек был так же пуст, как и желудок.
— Это была не я, — тихо сказала Колетта. — Другой нищий применил свое искусство опустошения кошельков против вас.