В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943
Шрифт:
19 января. Страшный мороз. Мы едем на восток в одну из наших дивизий, расположенную на берегу озера Ильмень. Солдаты окопались в снегах и защищают берег от напирающих сибиряков.
Каждый холм, каждая изба, каждая деревня в этой местности превратились в маленькую крепость. Люди из батальона смертников, находящегося на противоположном берегу, предприняли отважную попытку установить связь с другим берегом по льду озера Ильмень. Совершенно безумное мероприятие, поскольку озеро напоминает море, замерзшее во время шторма, – поверхность у него словно разорвана.
Между
До Старой Руссы теперь можно добраться только в объезд. Под Нагово-Бакочином нужно свернуть на юг, чтобы около Декова выехать на вторую, еще свободную дорогу. Конечно, она тоже с двух сторон под обстрелом.
У сибиряков отличная маскировочная одежда белого цвета, на фоне снежных полей этих парней в их белых костюмах и белых меховых шапках совершенно не видно. У нас же нет ни маскировочной одежды, ни лыж, ни лыжных ботинок; наши солдаты до сих пор воюют в летних мундирах. Всеми способами они стараются защититься от дьявольского холода и жуткого ветра. Полностью белые танки «Т-34» скользят по широким ледяным просторам, поддерживая яростные атаки русских. Наши люди сразу же следуют их примеру. Теперь, по крайней мере, танки, все машины, а также стальные шлемы выкрашиваются известью в белый цвет. Наши постовые обвешиваются простынями, если под рукой нет никакой светлой овечьей шкуры.
Мороз достигает невыносимых пределов. У нас – 44 °C, а температура все продолжает падать. Над зловещим озером со свистом проносится северный ветер, поднимая в воздух снежные вихри. Над землей вздымаются огромные сугробы, они перекрывают главное шоссе и небольшие дороги, постепенно превращаясь в снежные горы. В воздухе постоянно стоит снеговая завеса.
Обморожения… снова обморожения!
В дивизионном медпункте на берегу озера Ильмень лежат 272 раненых, 130 из них – с обморожениями. В полевом госпитале их уже 400. Мы с отчаянием задаемся вопросом: что же будет дальше?
Густель разворачивает автомобиль. Он сражается со снежными баррикадами. Вдруг наша машина скользит по льду и врезается в дерево. Повреждены колеса и покрышки. Многочисленные царапины. Приходится тянуть автомобиль на буксире при 45 градусах мороза. Только тот, кто это пережил, может понять, что значит в таких условиях просто сменить колесо. До Борков нас везет грузовик.
Той же ночью ртутный столбик термометра опускается до – 53 °C. Фронт скован льдом. Бои закончились. На передовой мертвая тишина. Только слышно, как стонет и завывает северный ветер.
На моем грубо обтесанном столе в Борках лежит месячный отчет. Ничего утешительного. С 12 декабря по 31 января 1942 года в нашей армии произошло 2993 случая обморожения первой степени, 8532 – второй степени и 849 – третьей степени, итого получается 12 374 случая обморожения.
Звонит главный врач. Я должен срочно ехать в военный госпиталь в Сольцах: там сейчас создалась невообразимо напряженная обстановка. Во всем виноват аэродром. Как из зоны окружения
В перевязочной столпились люди с обморожениями. Они только что прибыли, поэтому им еще не успели оказать помощь. Вдруг я вижу, как один санитар, разрезав сапоги солдата, пытается высвободить его ноги из ледяной колодки.
– Что это такое? – с ужасом спрашиваю я.
– Господин капитан, так приходят многие. Люди идут по снегу и не замечают, как сверху снег проникает в сапоги. Сначала он тает, а затем снова замерзает, получается ледяная колодка.
Замерзшие и окаменевшие ноги, побывав в ледяном плену, почти полностью отмирают. Мы не можем спасти их, приходится ампутировать. Необходимо сделать срочное предупреждение в войсках.
Из Сольцов я сразу же еду в полевой госпиталь в Медведь; говорят, там тоже множество серьезных обморожений. Действительно, целая группа солдат лежит почти при смерти после обморожения ног: температура за сорок, крайнее истощение в результате заражения крови. У восьмерых уже ампутированы обе ноги. Я обращаю внимание на большое количество обморожений с заражением крови.
– Откуда все эти люди? – спрашиваю я начальника.
– Это был особый случай, – сказал он и рассказал мне историю, произошедшую в небольшой деревне Звад на озере Ильмень.
Случай под Звадом
На передовой линии в устье Ловати, к востоку от Старой Руссы, сибиряки окружили небольшую рыбацкую деревушку под названием Звад и находящийся там гарнизон. Осажденные превратили деревню в крепость, которая противостояла натиску красных. Кое-как удалось наладить снабжение по воздуху. Раньше Звад использовали в качестве форпоста, но затем руководство армии по радио передало командиру разрешение на попытку прорваться за озеро Ильмень. Втайне эту операцию тщательно готовили. Под покровом ночи и тумана команда гарнизона хотела пробраться между русскими постами до озера Ильмень, затянувшегося льдом, и затем взять курс на запад по направлению к берегу, оккупированному немцами.
Командир требовал в Звад врача. Доктор до отказа набил сумки первитином [29] и отправился на опорную базу на самолете. Все прошло гладко.
Срок отступления приближался, как вдруг жители деревни почуяли неладное. К командиру пришел старик и заявил, что все жители, в том числе женщины и дети, хотят идти вмести с ними, несмотря на ледяную стужу и пургу, они не боялись. Перед красными комиссарами, убивающими всех на своем пути, они испытывали больший страх, чем перед белой смертью. Капитан отказался, он хотел оставить семьи в церкви, но люди упрашивали его, они бросились перед ним на колени и начали его умолять. Тут он сжалился над этими бедными людьми, несмотря на высокий риск для своего войска, и дал, наконец, согласие.
29
Первитин – наркотическое средство.