В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора
Шрифт:
– Как можно втаптывать в грязь специалистов вашего головного института! Они, не считаясь со временем, вложили свои знания и душу в комплексный проект. Вы хотя и министр, но злой человек!..
Я направился к выходу из зала. Вслед успел расслышать слова:
– Ты еще щенок, чтобы так со мной разговаривать!
Ни в чем не повинная дверь резко и с грохотом захлопнулась. Весь свой гнев я вложил в движение моих, довольно сильных, рук.
Никогда не жаловался на бессонницу. Но в ночь после конфликта не мог заснуть. Утром положил на стол директору института заявление об уходе. Хотя делал это против собственной воли. Мне не хотелось расставаться ни с институтом, ни со своими сотрудниками. Со многими я успел подружиться. Удалось расширить и укрепить группу опытных архитекторов (кое-кого мы «переманили» из других организаций). Творческое
– Успокойся. Вы как два бойцовых петуха, только разных должностных, весовых и возрастных категорий. С Ломако нас связывает общая судьба более сорока лет. Он вспыльчив, порой груб, но не злопамятен, отходчив, в беде всегда приходит на помощь.
Секретарша принесла чай. Директор на короткое время прервал разговор. Он, несмотря на служебную субординацию, все чаще стал доверительно общаться со мной. Отпив ароматного чая, продолжил:
– Когда ты в ярости чудом не сорвал с петель тяжелую дверь, мы уже разобрались, как переубедить министра. Ведь его советники, эксперты и кураторы информируют не всегда объективно. Значит, он получил ряд негативных отзывов от людей, которым доверяет. Возможно, они просто тебе завидуют. Но мы уговорили Ломако назначить независимую экспертизу. Тебе предстоит отстоять честь нашего института. В успехе не сомневаюсь.
Этих советников Ломако я хорошо знал. Оба – с архитектурным образованием. Но, не имея практических навыков проектирования, они выбрали более легкий и менее ответственный путь чиновников от архитектуры. Это наиболее опасная категория специалистов-дилетантов. К сожалению, ими прямо-таки кишела вся проектная и научно-исследовательская система того времени.
При работе над проектом реконструкции Балхашского комбината эти советники неоднократно встревали со своими замечаниями и пожеланиями. Грешным делом, я не относился к ним серьезно, игнорируя навязчивые и бесполезные советы. И однажды, не без ехидства, посоветовал им вместо бесконечных критических замечаний реально поработать с нами. На этом наши встречи завершились. Можно предполагать, что после этого они сосредоточили свои усилия на подковерных интригах.
В независимую экспертизу назначили опытных проектировщиков. Наш проект получил высшую оценку с отдельными, очень незначительными замечаниями.
Теперь предстояло обсуждение в многотысячном коллективе комбината. Для помощи в организации выставки я взял с собой на Балхаш молодого архитектора Баблевского. Первую в жизни командировку он отразил в стихотворном отчете – поэме «Вояж на Балхаш». Привожу отдельные фрагменты:
По делам довольно сложнымИ, быть может, неотложнымМы, покинув город наш,Полетели на Балхаш.Путь прошел легко и быстро,Мы, как будто два министра,По делам летя в ООН,Лучший заняли салон.Было нам отнюдь не тесно,Мы да девы-стюардессыРазместились хоть куда,Глядь, уже Караганда…В тот же вечер мы ужеПриземлились в Балхаше.Мой начальник, главный зодчий,В деле строгий между прочим,Позвонил куда-то прежде —Раз… и мы уже в коттедже.А попасть туда непросто,Надо быть большого ростаИли в звании и ранге,Как мой главный зодчий Галкин.Там Косыгин как-то был,Совещанье проводил,И Никита собирался,Но на чем-то вдруг попалсяИ лишился всех надежд,ДажеНакануне совещания в ведомственной гостинице, действительно схожей с большим уютным коттеджем, устроили банкет. Его приурочили к ожидаемому визиту министра и ответственных сотрудников аппарата.
Во время банкета в какой-то момент мы оказались рядом с Ломако. Он с приветливой улыбкой, как ни в чем не бывало, протянул мне руку:
– Не злишься больше? Молодец! Экспертиза показала, что с проектом все в порядке. Это самое важное. Завтра обязательно буду на совещании. Так что вперед, к успеху!
Банкет продолжался за полночь. Любовь к рыбным блюдам сыграла со мной злую шутку. В хорошем расположении духа я незаметно, в приятном общении, превысил все допустимые границы гурманства. Особенно мне по вкусу пришлась исконная рыба озера Балхаш – маринка и губач. Не обошел я вниманием и знакомые блюда из искусственно разводимых в нем сазана, карпа, судака и другой водоплавающей живности. Все обильно запивалось местным вином непонятного вкуса.
Ночью мне снились кошмары. Утром я чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Будто внутри все слиплось. Лицо выглядело припухшим, с каким-то нездоровым оттенком. С трудом привел себя в надлежащий вид. У подъезда меня терпеливо ожидал водитель главного инженера завода.
В зале Дворца культуры яблоку негде было упасть. Люди стояли даже в проходах. Ведь комбинат являлся практически единственным источником их существования и относительного благополучия.
Мой спутник Баблевский умело смонтировал большой демонстрационный материал, который вместе с нами крупногабаритным грузом летел в чреве самолета. В первом ряду восседало руководство комбината во главе с улыбающимся министром.
Превозмогая тяжелое состояние, я старался бодрым голосом докладывать присутствующим в зале о проекте реконструкции. Вслед за мной должны были выступать главные специалисты по смежным направлениям. Мне удалось продержаться довольно долго, пока острая невыносимая боль не пронизала все тело. Не знаю, как я выглядел со стороны. Но директор комбината объявил о переносе собрания. В считаные минуты подъехала «скорая помощь». Меня в полубессознательном состоянии увезли в больницу…
Казус с благополучным исходом
Большой консилиум врачей, ощупав меня с ног до головы, поставил не подлежащий сомнению диагноз – острый приступ аппендицита с возможным прободением язвы желудка. В открытую дверь операционной я с ужасом увидел подготовку к операции большого количества блестящих режущих инструментов. За считаные мгновения до вскрытия моего переполненного чрева мне удалось воспользоваться минутным отсутствием врачей. Схватив в охапку одежду и сунув ноги в сандалеты, я рванул вниз через несколько ступеней. В воспаленной голове вставали картины побега из милиции в Черновцах. На первом этаже неожиданно меня потянуло в туалет. Испуганный организм решил очиститься сам. К счастью, аварийный выброс сработал безотказно. После посещения отхожего места я почувствовал себя необыкновенно легко и по-обычному жизнерадостно.
За пределами страшной больницы раскинулся песчаный пляж озера Балхаш с редкими островками камыша. Я бросился в объятия его бирюзовых теплых вод. После длительного энергичного плавания, как в далекой юности на Днепре, прилег в тенистом уголке. Меня мгновенно одолел глубокий сон.
Проснулся, когда солнце стало клониться к закату. Оно игриво отражалось в спокойной, зеркально-гладкой поверхности экзотического озера. Окунувшись после восстановительного сна в его целебные воды, я бодрым шагом направился в отель. На пути к нему по центральной улице просигналила проезжающая машина. Из нее выскочил главный инженер комбината:
– Ну и переполошил же ты всех нас! Из больницы позвонили перепуганные врачи. Сообщили об исчезновении важного пациента. Мы бросились на поиски, подключили даже милицию. Многократно объезжали все улицы, закоулки, опрашивали прохожих. Ведь наш город не такой большой, чтобы человек в нем исчез как иголка в стоге сена. Но ты умудрился найти невидимую норку, чтобы спрятаться и взбудоражить всех нас. Ну, самое главное, что ты жив и даже выглядишь вполне здоровым!
Я извинился, что заставил волноваться многих людей. Через день наше совещание продолжилось и, ко всеобщему удовлетворению, успешно завершилось. После официального закрепления результатов в протокольной форме я с Баблевским вылетел для продолжения деловой встречи в Алма-Ату.