В тени восходящего солнца

Много лет назад автор этой книги заинтересовался романтической, как ему тогда казалось, судьбой основателя самбо и советского разведчика Василия Сергеевича Ощепкова. Сколь медленно, столь же естественно работа в этом направлении привела к мысли о необходимости детального воссоздания биографии этого человека и исследованию его личности. Хотя сегодня об Ощепкове написано уже несколько книг, эта идея не утратила свою актуальность, поскольку, с одной стороны, постоянно обнаруживаются новые данные, сведения, появляются новые детали, а с другой — растет стремление ряда авторов сделать из трагической судьбы реального человека гламурный миф о «православном ниндзя». История Василия Ощепкова еще ждет своего внимательного и компетентного исследователя, а его биография когда-нибудь предстанет в виде отдельного серьезного, но увлекательного исследования — автор уверен в этом. Пока же в книгу включены лишь уже известные, главным образом по книге М.Н. Лукашева «Сотворение самбо: родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской...», фрагменты его биографии и целый ряд новых, недавно открывшихся сведений.

Именно по этой причине глава, посвященная В.С. Ощепкову, заметно превосходит по объему остальные главы, за исключением рассказа о другом человеке удивительной судьбы — Р.Н. Киме.

Изучение деталей жизненного пути Ощепкова привело автора к расследованию так называемого «дела русских семинаристов» — истории о том, как попала и обучалась в качестве переводчиков в Токийской православной семинарии группа подростков из России. Попытки установить судьбу каждого из них привели к тому, что фрагменты биографии четверых из них, включая Ощепкова, вы держите сегодня в своих руках. Но самое же главное, по мысли автора, заключается в том, что изучение этих материалов логически приводит нас к необходимости воспроизведения общего исторического фона, на котором разворачивались описываемые события. Неподготовленный читатель сегодня почти ничего не знает, за исключением каких-то клише, о событиях Гражданской войны на Дальнем Востоке, об оккупации японцами Приморья, о жизни наших соотечественников в Русском Китае — Харбине и других станциях Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), тем более о существовании русской диаспоры в Японии в начале XX века. Каждый из этих вопросов требует отдельного, долгого и внимательного изучения, вникания в обстановку, кропотливого рассмотрения политических, исторических, социальных явлений. Конечно, это невозможно было сделать в рамках одного исследования — сюжетные линии разбегались в разные стороны, как хорошая железнодорожная сеть, а факты росли как снежные шары на склонах зимней Фудзи, а потому автор вынужден был отказаться от этой идеи, решив ограничиться пока воспроизведением главных линий биографий своих героев — пусть они сами создают «контекст эпохи». Это решение, однако, имело далекоидущие последствия. Несмотря на то что изначально книга задумывалась как рассказ лишь о «деле русских семинаристов», по ходу его исследования само собой стало понятно, что очень трудно рассказать о деле, например, Владимира Плешакова без упоминания дела уникального военного разведчика Василий Крылова, чья судьба тоже не должна быть забыта, а хорошо знакомый с Василием Ощепковым японовед Николай Мацокин оказался настолько интересной (и даже скандальной!) фигурой, что только о нем одном можно было бы написать книгу. Что уж говорить в таком случае о Романе Киме — человеке, сознательно зашифровавшем свою жизнь до такой степени, что мы и сегодня не можем с уверенностью подтвердить почти ни один факт его биографии! Судьба каждого из них — нить, которой рок сшил тот гобелен, что сегодня называется историей России. И нельзя было автору в такой ситуации отказаться от правдивого рассказа не только о героях, но и о антигероях того времени, чьим символом в книге стал один из учеников Василия Ощепкова — Валерий Щеголев, одухотворенный палач и садист с высшим образованием.

Автор начинал писать эту книгу как исследование, посвященное судьбам репрессированных японоведов (из девяти главных героев книги семь — японисты), не держа никаких тайных замыслов в голове. Но когда стали известны новые материалы об этих людях, на свет были извлечены архивные документы, оказалось, что все они без исключения были связаны с российскими или советскими спецслужбами. Кто-то, как Ощепков или Ким, были штатными сотрудниками разведки или контрразведки, кто-то — как Незнайко или Юркевич — были агентами, секретными сотрудниками. Поэтому, когда в ходе работы над книгой автору стала известна рукопись их современника, «японского разведчика русского происхождения» — Игоря Ковальчука-Коваля, сразу стало понятно, что рассказ о нем тоже необходимо включить в книгу: ведь это взгляд на те же самые события, тот же исторический фон, но с другой стороны, с изнанки. Так и получилось, что в результате из книги о японоведах получилась книга о тех, кто так или иначе, в большей или меньшей степени, был связан с Японии, но связь эту старался не афишировать, о тех, кто держался в тени — в тени восходящего солнца.

В приложении к книге читатель найдет массу документов, первоисточников, часть из которых хорошо известна специалистам, часть публикуется впервые. Кроме того, текст самой книги насыщен цитатами из различных произведений и исследований, близких по теме и духу тому труду, который вы держите сейчас в руках. Такая насыщенность намеренна, ибо автор сам глубоко потрясен духом времени, который начал восстанавливаться, когда главы книги сложились в единое панно, и считает, что нет ничего лучше, чем как можно точнее и без искажений передать этот дух читателю. Для воссоздания этой картины понадобилась помощь многих людей, к которым автор обращался с письмами, вопросами, просьбами и которые незамедлительно и по возможности полно отвечали ему. Вот короткий список тех, кто сделал для этой книги немало, поучаствовав в восстановлении большого куска исторического полотна или ответив на короткий, но важный вопрос, переведя с иностранного языка важные сведения или высказав свое экспертное заключение по тому или иному поводу:

Арабаджиев Александр, Белик Павел, Богоудина Наталья, Брылевский Георгий, Будзинский Александр, Буяков Алексей, Горбылев Алексей, Демидов Руслан, Дыбовский Александр, Имамура Эцуко, Калъчева Анастасия, Кирмель Николай, Козлова Алёна, Кубасов Федор, Латышев Владислав, Матвеев Лев, Малафеева Екатерина, Молодяков Василий, Молодякова Эльгена, Незнайко Виктор, Петров Никита, Петрова Маргарита, Подалко Петр, Просветов Иван, Саблина Элеонора, Савада Кадзухико, Савелли Дани, Саканака Норио, Сумарокова Ольга, Табачников Константин, Танака Такэюки, Тэрагути Рёити, Черепанова Светлана, Черданцева Елена. Простите, если кого-то по оплошности или по их собственной просьбе, связанной с особенностями службы этих людей, автор не включил в этот список!

Особую благодарность заслуживают сотрудники многочисленных архивов и музеев, в которые обращался автор в поисках первоисточников документов, и прежде всего Диамара Чичикоевна Нодия из Государственного архива РФ, а также представители

Центрального архива ФСБ РФ, Архива МИД Японии и Российского государственного исторического архива Дальнего Востока, Международного историко-просветительского, правозащитного и благотворительного общества «Мемориал» и Сахалинского областного краеведческого музея.

Наконец, несколько формальных уточнений. Японские имена и фамилии воспроизведены по японской же традиции: сначала фамилия, потом имя — автору так привычнее, потому что автор японовед. То есть если написано «Танака Гнити», то «Танака» здесь фамилия. В транслитерации японских имен и названий соблюдены правила Е.Д. Поливанова, например Сибуя, а не Шибуя или Щибуя, за исключение общепринятых названий, например Токио, а не Токе, Йокогама, а не Ёкохама.

Даты приводятся по их значению в указанный момент времени, то есть для России до 1918 года — по старому стилю, если это не оговорено особо. Например, если указывается, что В.С. Ощепков родился 25 декабря 1892 года, то имеется в виду старый стиль. По новому стилю его днем рождения следует считать 7 января 1893 года.

В 6 часов 38 минут 28 октября 1891 года в центре главного японского острова Хонсю произошло землетрясение силой около 8 баллов. Погибло более 7 тысяч человек, количество пострадавших превысило 17 тысяч. Было разрушено около 140 тысяч зданий и сооружений, начались пожары — самое страшное бедствие в Японии тех лет, сплошь застроенной деревянными домами с бумажными стенами. Отголоски подземных толчков докатились и до столицы страны — Токио. Они не были слишком сильными и не произвели особенно больших разрушений, но взоры небольшой группы столичных жителей с искренним волнением были обращены в тот день на только что построенное необычное здание, возвышающееся над городом на высоком холме Суруга.

Всего полгода назад, 8 марта 1891 года, там, на территории Русской православной миссии, состоялось освящение только что построенного православного собора Воскресения Христова. Это событие увенчало тридцатилетнюю историю проповеди православия в Японии, начавшуюся в 1861 году прибытием на северный остров Хоккайдо молодого иеромонаха Николая, в миру — Ивана Дмитриевича Касаткина. Приехавший на «божественные острова» в период почти герметичной изоляции Японии от всего остального мира и запрета на проповедование любых религий, кроме национальной — синто и давно пустившего корни буддизма, Николай столкнулся с невиданными и непредвиденными им трудностями. Ему мешали, его не слушали, случилась даже совершенно апостольская история о том, как злодей-язычник — бежавший от суда убийца купца самурай и настоятель синтоистского [1] храма по имени Савабэ Такума стал первым христианином и священником, приняв символическое в той ситуации имя — Павел. Была, и всю жизнь продолжалась, катастрофическая нехватка денег на самые неотложные нужды, не оставляющая любое достойное дело в России по сей день. Удручающим препятствием стал сам по себе японский язык, про который один из португальских миссионеров сказал, что он настолько труден в изучении, что в его изобретении можно заподозрить дьявола, решившего не допустить таким образом распространения веры Христовой на Японских островах. Пусть сейчас в нас заговорит великодержавная гордость, но Николай оказался терпеливее и талантливее тех миссионеров, ибо справился и с этим препятствием, сам в совершенстве овладев японским языком, переведя на него за полвека своего подвижничества почти всю Библию, едва ли не все православные богослужебные книги, многие тома богословской литературы.

Переехав в 1872 году в Токио, уже архимандрит Николай основал православную миссию на арендованном участке земли недалеко от императорского дворца. В 1875 году там же была открыта православная семинария с программой обучения, аналогичной русским семинарским программам, но предусматривавшей постепенный переход преподавания на японский язык, а в 1884 году началось строительство собора — того самого, что переживет и землетрясение Ноби 1891 года, и своего основателя, и, хотя и с огромными потерями, Великое землетрясение Канто 1923 года, и еще многие-многие невзгоды. Пока же собор, ставший центром церковной жизни для 18 тысяч японских православных и прозванный ими в честь основателя «Никорай-до» [2] , радовал глаз своим великолепием. То, как собор выстоял во время сильного землетрясения, внушало верующим надежду и оптимизм.