В трущобах Индии
Шрифт:
— Если вам угодно, милорд, — холодно отвечал начальник полиции, — предположим, что я ничего не сказал…
— Это не значит взять свое слово назад, — заметил Эдуард.
— Я сокращаю свой рассказ, — продолжал Ватсон, как бы не замечая слов молодого адъютанта. — Падение Дели и окончание восстания, подавленного Гавелоком, не прекратили озлобления противников, которым пришлось встретиться при совершенно других обстоятельствах. Нана-Сагиб, спасенный Сердаром, скрылся в убежище, давно уже, по-видимому, приготовленном для него стараниями общества «Духов Вод», и с тех пор, — как это уже известно вашей милости, он ускользал от всех наших поисков. Кишная, взявшийся доставить нам его, нашел, я уверен, его убежище, когда желание отомстить Сердару на его семье внушило ему глупую мысль захватить Кемпуэллов, которые возвращались из Европы и ехали по Малабарскому побережью. Захваченный батальоном 4-го шотландского полка, который явился на выручку своего полковника, Кишная был повешен вместе со своими товарищами. Вот и весь мой рассказ, милорд, а сигара моя еще не кончена… Я не растянул своего повествования, как видите.
— Напротив, Ватсон, вы с некоторого времени чересчур спешили кончить его.
— Последние факты почти известны вашей милости… Вы же дали Кишнае поручение открыть убежище Нана-Сагиба.
— Это чрезвычайно ловкий и хитрый человек… Уверены вы в том, Ватсон, что он повешен?
— Настолько, по крайней мере, насколько можно верить официальному донесению.
— Я могу подтвердить, сэр, что негодяй не избежал участи своих товарищей, хотя и был повешен последним. Я сам присутствовал при этом акте правосудия. Мы возвращались из Англии по окончании отпуска моего отца и отправились сопровождать мою мать, ехавшую на поиски брата, которого она не видела с самого детства.
— Почему же начальник тугов не обратился к офицеру, командовавшему отрядом? Он мог показать ему ордер, написанный моей рукой, и это спасло бы его.
— Сколько мне помнится, он о чем-то очень долго разговаривал с капитаном шотландского полка, и тем не менее его повесили.
— Это весьма неприятное дело для меня, господа! Я не хочу скрывать от вас, что несколько раз уже докладывал правительству королевы о неминуемой поимке Нана-Сагиба и теперь рискую быть отозванным обратно, если по прошествии этого месяца бывший вождь восстания не будет в моих руках.
— Мы потому ничего достигнуть не можем, милорд, что нет ни одного индуса, способного открыть убежище, где скрывается Нана.
— Странно, Ватсон, очень странно! В Европе мы с несколькими фунтами стерлингов давно уже добрались бы до конца.
— Не тот народ, милорд! Вспомните, что за два года еще до восстания сипаев все знали о заговоре, кроме нас, что среди населения в двести миллионов не нашлось ни одного изменника, чтобы предупредить нас! С тех пор, несмотря на все свои старания, я мог найти только двух человек, которые согласились служить нам против своего народа: Кишнаю, согласившегося на это из религиозных мотивов, — чтобы мы не мешали тугам совершать их кровавые мистерии, — и Дислада-Хамеда, ночного сторожа Беджапура, которого я убедил, что он делает этим приятное Браме, так как восстание задумано мусульманами.
— Не этого ли человека вы хотите представить мне, Ватсон?
— Да, милорд!
В то время как в одном углу огромного зала дворца Омра начальник полиции беседовал с вице-королем и Эдуардом, в другом, против того места, где находились все трое, слегка отодвинулась часть стены, пропустив какого-то человека, закутанного с ног до головы волнами белой кисеи, драпированной так же, как драпируют ее члены Совета Трех. Стена бесшумно закрылась за незнакомцем, который остановился неподвижно и слушал.
— Так вот, — сказал сэр Джон, — вы можете распорядиться, Ватсон, чтобы его привели сюда, и дай Бог, чтобы он заменил нам бедного Кишнаю.
— Я сейчас распоряжусь, — отвечал директор полиции.
— Нет надобности, сэр Ватсон, — прервал его незнакомец и быстро придвинулся к месту, освещенному огнем.
Все вскрикнули от удивления и схватили револьверы.
— Что это за человек?.. Откуда он? — вскрикнул вице-король.
— Откуда я? Это моя тайна, — отвечал призрак. — Кто я?.. Узнайте меня!
— И с этими словами он откинул назад часть кисеи, скрывавшей его лицо.
— Кишная!
Восклицание это вырвалось одновременно у всех троих.
— Да! Кишная повешенный, — отвечал начальник тугов, — Кишная воскресший к вашим услугам, милорд!
— Я так и знал, что он не допустит повесить себя, — сказал вице-король, прежде других пришедший в себя от удивления.
— Простите меня, милорд, — отвечал, смеясь, мошенник, — я был повешен… повешен без дальних рассуждений, как говорится в приговорах вашего правосудия. Дело только в том, что можно заставить себя повесить, а затем самому вылезти из петли, — вот и все!
— Полно, не шути и объясни в чем дело.
— Охотно, милорд… Когда нас взяли шотландцы, мне объявили, что мой титул начальника тугов дает мне право быть повешенным последним. Я спросил тогда разрешения поговорить с командиром и показал ему полученный мною ордер, который давал мне право требовать услуг этого офицера и всего его отряда, если найду нужным. У меня было мелькнула мысль воспользоваться этим, чтобы спасти своих товарищей, но солдаты были так раздражены, что я счел более благоразумным не подвергать их этому испытанию: «Ты свободен», — сказал мне командир после довольно продолжительного чтения моей бумаги. Затем он прибавил: «Не встречайся мне больше никогда на дороге, не то, даю тебе слово шотландца, я заставлю тебя вздернуть, несмотря на все твои бумаги». Я тогда попросил его, если ему так уж хочется этого, повесить меня сейчас же и тем избавить себя от этого труда в будущем. Он вообразил, что я смеюсь над ним, а потому я, не желая, чтобы он слишком серьезно отнесся к моей просьбе, познакомил его с данным мне поручением и объяснил ему, что мне гораздо легче будет исполнить его, если распространится слух о моей смерти, — так как Нана-Сагиб и его страна будут тогда менее осторожны; ведь из всех туземцев только я знаю его тайное убежище.
— Ты хочешь сказать, — прервал его Ватсон с презрением, — что один только ты из всех туземцев согласился выдать их.
— Если хочешь, джентльмен, — отвечал наглец. — Офицер не очень охотно согласился на мою просьбу, но я все же добился желаемого результата, и меня повесили, причем я сам приладил веревку, как нужно, чтобы она не представляла никакой опасности. Меня повесили за левое плечо и голову, которая была значительно наклонена на бок. Не успели меня вздернуть на дерево, — которое я выбрал, потому что оно было покрыто густой листвой, хорошо скрывавшей обман, — как офицер по заключенному нами условию отдал приказ отряду идти вперед. Прыгнуть вниз с тамаринда, броситься к брату, который был повешен раньше меня, перерезать веревку и привести его в чувство — было делом одной минуты. Мы попробовали спасти еще одного-двух, но это было невозможно. Вот вам и вся моя история. Для всех я умер, и это дало мне возможность, как вы сами видите, нанести сильный удар.
— Прежде чем продолжать свой рассказ, — сказал сэр Джон Лауренс, — не можешь ли ты удовлетворить наше любопытство и сказать нам, каким образом ты вошел сюда, несмотря на то, что у каждого входа столько людей?
— Не спрашивай меня об этом, мне невозможно отвечать на это, клянусь!
— Хорошо, я не настаиваю.
— В настоящее время, — продолжал негодяй, — я должен сообщить тебе нечто до того важное…
— Продолжай!
— Я не хочу никого оскорблять, — отвечал негодяй, бросив взгляд на Эдуарда Кемпуэлла, — но есть тайны…