В трущобах Индии
Шрифт:
— Хорошо! Стань за портьеру одного из окон; ты все услышишь.
Ватсон приказал ввести Дислад-Хамеда.
Негодяй стал осторожнее за последние двадцать четыре часа; страх убил в нем честолюбие, и он думал только о том, чтобы спасти свою жизнь. Все старание он употребил поэтому на то, чтобы не скомпрометировать себя. Узнав, что вице-король хочет отправить его по следам Нана-Сагиба, он прикинулся робким и униженным, удивляясь, что его признали годным для такого дела, которое требовало человека более способного, чем он; он согласился на это поручение только после формального приказания вице-короля, не проронив ни одного слова, которое могло бы заставить предположить, что ему поручено передать
Ватсон положительно не узнал человека, которому он в течение стольких лет давал самые опасные поручения.
— Вот, — сказал он сэру Лауренсу, — как терроризирует их всех мрачное общество «Духов Вод».
Обернувшись затем в сторону портьеры, позади которой скрывался Кишная, он спросил с некоторым разочарованием:
— Ты, надеюсь, доволен испытанием?
Слова его остались без ответа.
Начальник полиции бросился к окну и поднял портьеру. Кишная исчез.
— Удивительно! — воскликнул вице-король. — Можно подумать, что это средневековый замок с потайными ходами, подвальными колодцами, пустотами в стенах!
— Все древние замки Индии таковы, милорд. Древние раджи заботились о том, чтобы выстроить себе жилище, где в каждой комнате можно было бы спрятаться, войти и выйти так, чтобы никто этого не видел. Ведя постоянную борьбу с конкурентами из своей собственной семьи, которые не останавливались ни перед ядом, ни перед кинжалом, они, — как, например, Дера-Адил-Шах, — ели пищу, приготовленную только их любимой женой, принудив ее попробовать сначала, и никогда не спали две ночи подряд в одной и тон же комнате. Вот почему Адил-Шах, предок Дары, приказал выстроить этот таинственный дворец, названный Семью этажами. Говорят, будто даже самые близкие друзья шаха никогда не знали, в каком дворце находится их властитель, и он переходил из одного в другой по никому не известным коридорам, до сих пор еще не открытым. Заметьте, что, кроме того этажа, где мы теперь находимся, ни в одном не видно наружного входа и чтобы проникнуть туда, нам пришлось бы разрушить стену в десять метров толщины! Можно судить поэтому, какое количество потайных коридоров и убежищ находится внутри. Нет ничего удивительного после этого, если такой хитрый, упорный и ловкий человек, как Кишная, открыл один из потайных ходов в апартаментах вашей милости.
— Знаете ли, Ватсон, мы здесь далеко не в безопасности, особенно при настоящем состоянии умов. Достаточно кинжала фанатика…
— Кто же осмелится посягнуть на вашу жизнь, милорд? Одна вещь должна вас успокоить: как ни богата история Индии претендентами, ведущими между собою борьбу, в ней не упоминается ни об одном цареубийстве, совершенном подданными. Властители ее, погибшие насильственной смертью, все пали от руки членов собственной семьи; ни один не был убит своим подданным.
— Признаюсь вам, Ватсон, с некоторого времени меня волнуют самые мрачные, черные предчувствия; я не могу выгнать из своей головы той мысли, что Индия будет для меня роковой и что я поплачусь жизнью за старания обеспечить англичанам эту прекрасную страну.
Взрыв хохота прервал печальные мысли короля. Этот припадок веселости донесся к ним со двора, окружающего дворец.
— Там люди забавляются, — сказал сэр Джон с бледной улыбкой, — они вполне счастливы, надо думать!..
Спрошенный слуга объяснил, что это пришел пандаром и гадает солдатам шотландской стражи.
— Не позвать ли его сюда? — сказал Ватсон, у которого мелькнула мысль, нельзя ли будет рассеять этим мрачные предчувствия вице-короля.
Сэр Джон улыбнулся в знак согласия,
— Чем ты занимаешься? — спросил его начальник полиции.
Пандаромы, как и факиры, не все занимаются одним и тем же: одни из них, простые акробаты, показывают разные фокусы с помощью кинжалов или, чего не сделает ни один из наших паяцев, с помощью железных, раскаленных докрасна, шаров; другие магнетизируют и обладают замечательной гипнотической силой; третьи вызывают духов умерших; некоторые заклинают змей и хищных зверей или гадают; но каждый из них твердо держится традиции своего сословия.
— Я предсказываю будущее, господин, — отвечал пандаром.
Молодой Эдуард Кемпуэлл к тому времени вернулся, после ухода Кишнаи, и также сидел в зале.
— Вам на руку, Кемпуэлл, — сказал ему вице-король. — Пред вами еще долгие годы жизни, и вам приятно будет знать, что случится с вами.
— Я не любопытен, милорд! Но, желая доставить вам удовольствие, охотно дам свою руку этому колдуну.
И Эдуард, улыбаясь, подошел к пандарому. Со времени прихода молодого человека старый пандаром не спускал с него глаз и смотрел на него с невыразимым волнением. Он взял его руку и долго рассматривал ее линии; медленно подняв затем глаза на молодого человека, он сказал ему, отчеканивая каждое слово, тем гортанным тоном, какой всегда принимают эти странники, говоря свои предсказания:
— Исания, присутствующий при рождении, осыпал тебя своими милостями; судьба не перекрещивает ни одной из твоих линий, ни одно облако не затемняет горизонта твоих дней; ты достигнешь крайней границы, определенной богами для существования человека, и будешь окружен сыновьями твоих сыновей.
— Принимаю твое предсказание! — засмеялся Эдуард.
— Вот так счастливая будущность, — прибавил сэр Лауренс. И с этими словами он попросил соверен, который покатился к ногам пандарома.
Глаза последнего блеснули мрачным огнем, по лицу пробежала молнией ненависть, и руки его поднялись к поясу, как бы отыскивая кинжал. Но прежде чем присутствующие заметили это, он снова принял почтительный и скромный вид; поклонившись вице-королю, чтобы лучше скрыть свои чувства, он поднял золотую монету и бросил ее в тыкву.
— Вот предсказание, — сказал Ватсон, смеясь, — которое не скомпрометирует своего автора, ибо его можно без опасений применить ко всем. Всякому приятно услышать, что он будет долго жить и что у него будет много детей.
— Вы страшный скептик, Ватсон, — отвечал сэр Лауренс. — Хотелось бы услышать, что он скажет вам.
— Если ваша милость желает…
— Вы ведь сами приказали привести этого человека, Ватсон, и не можете отказать ему в заработке соверена.
— Пожалуй, милорд! Могу заверить вас, что мне положительно безразлично, что он скажет.
Разговор этот происходил на английском языке, и все трое были уверены, что туземец не понял их. Последний стоял бесстрастный, неподвижный, и ни один мускул лица не выдавал его чувств.
Повинуясь желанию вице-короля, начальник полиции с насмешливым видом протянул руку пандарому. Туземец мрачно взглянул на него исподлобья и, окинув быстрым взглядом линии жизни, сказал:
— Чаша дней полна, Жуна, Верховный Судья, пустил уже черных послов смерти; прежде чем Сова — луна — кончит свой обход, Сагиб отправится в страну Питри; нет больше для него места на земле, глаза его не раскроются при свете приближающегося солнца. Мрачная Рогата считает, сколько часов ему остается жить…