В трущобах Индии
Шрифт:
Кишная отстранил от себя сначала это предположение, не понимая, какой интерес мог заставить браматму ходить среди толпы в таком костюме, тогда как к услугам его была целая армия факиров и слуг, готовых во всякое время собрать для него необходимые сведения. Но когда ему в руки попалась палка и четки мнимого пандарома, он больше не сомневался в этом. Только один браматма мог пробраться в тайные ходы дворца, которые были неизвестны Кишнае. Браматма и пандаром были, следовательно, одно и то же лицо. Но в таком случае, смертельный враг знал все его тайны! Он знал, что Совет Семи состоит из одних только тугов, добившихся этого достоинства
Сопоставив все факты, начальник тугов, несмотря на всю свою смелость, не мог не придти в ужас. Противник его был отважен, имел связи, был любим в обществе всеми жемедарами; а потому ему ничего ни стоило не только прогнать самозванцев с занятого им поста, но приказать их собственным факирам убить их, чтобы отомстить за смерть тех, чье место они заняли.
Вот тогда-то он и решил поспешить с развязкой и избавиться поскорее от браматмы, смерть которого была решена с того самого дня, когда туги захватили свои места. Он не решался поручить этого дела ни одному факиру, потому что Арджуну любили все, даже те, которые находились на службе у Семи; Кишная боялся, чтобы тот, которому он поручит это, не предупредил браматму и тем дал ему возможность бежать.
Мучимый желанием найти кого-нибудь, кто избавил бы его от этого человека, туг задумал спасти падиала от заслуженного им наказания, чтобы взамен этого поручить ему убийство браматмы. Он хотел назначить день убийства на своем свидании с ночным сторожем, но события этого вечера заставляли его уничтожить своего врага в ту же ночь. Тем временем он приказал стороной навести справки у дорванов и всех служителей Джахары-Бауг, выходил ли куда-нибудь их господин сегодня; все отвечали, что он целый день не отлучался из дворца.
Это единодушие поколебало несколько уверенность Кишнаи и, желая успокоиться, он сказал себе, что палка и четки могли быть забыты в потайном коридоре много лет тому назад; точно также и подвижная часть стены могла отодвинуться сама собою вследствие постепенного высыхания здания. Объяснение это, которое он давал себе, чтобы успокоиться относительно последствий всего дела, — ибо он боялся, чтобы браматма не созвал целой толпы субедаров, — не должно было ни в каком случае влиять на его решение. Туг приказал шпионам дежурить кругом дворца браматмы, чтобы знать обо всем, что будет там происходить до того часа, когда падиал исполнит злодейское приказание.
Когда наступил час свидания, он был очень удивлен, не встретив никакого противоречия со стороны падиала, который соглашался на все, что ему предлагали, и просил только разрешения поразить браматму на восходе солнца — по двум причинам, признанным Кишнаей вполне основательными. Дислад-Хамед не знал внутреннего устройства Джахары-Бауг и хотел, несмотря на поздний час, пойти говорить с браматмой под каким-нибудь предлогом, а в это время присмотреться к расположению дворца; за несколько времени до рассвета он вернется туда, уверенный, что все будут спать глубоким сном.
Дислад-Хамед, как видите, прекрасно играл свою роль: трус этот, чтоб лучше усыпить бдительность Кишнаи, принял по возможности более развязный вид и тем внушил к себе доверие. Но, к несчастью, шпион подслушал разговор его с Утсарой; туг, видя себя одураченным, пришел в бешенство и приказал похитить его при выходе из Джахары-Бауга.
Он
Но теперь он почти не сомневался в том, что браматме были известны все его махинации; каждую минуту шпионы приходили и уведомляли его, что во дворце его врага происходит какое-то необычное движение, что туда входят люди, но оттуда не выходят… Надо было принимать решительные меры, иначе все погибло… Но какие меры? Одно только было возможно и давало надежду на успех: разбудить сэра Лауренса, сообщить ему обо всем, попросить у него отряд шотландцев и, окружив Джахара-Бауг, захватить браматму под предлогом неповиновения указу вице-короля, уничтожающему общество… Но согласится ли он на это? Это спасало, само собою разумеется, жизнь Кишнаи и самозванных членов Совета Семи, но вместе с тем это открывало их замыслы и делало поимку Нана-Сагиба невозможной… Раз такое обстоятельство бросится в глаза сэру Лауренсу, последний откажется трогать с места своих солдат на защиту людей, которые не могли больше принести ему никакой пользы… Нет! К этому можно было прибегнуть лишь в последней крайности, когда не останется других средств, кроме побега. Бежать!.. После всего, что он сделал… Какой позор! Он станет посмешищем всей Индии. Пусть его позорят, боятся, пусть презирают
— но быть посмешищем!.. Какой конец для отважного начальника тугов, который составлял договоры, как с равным себе, с полу-королем! О! Кишная ни за что не решиться на это!
В невыразимом волнении ходил негодяй посреди развалин, окружавших древний дворец Омра… Неужели же он не найдет никого, кто согласится избавить его от проклятого браматмы, который собирается разрушить самый смелый и самый ловкий план, какой он когда-либо составлял в своей жизни!
Вдруг он вспомнил Утами, преданного ему Утами, — который по одному его знаку убил обвинителя падиала. Вот это человек, который нужен ему!.. И как он не подумал о нем раньше!.. Он позвал Варуну, получившего приказ находиться всегда на расстоянии его голоса, и велел ему отыскать товарища… Но так как факир не двигался с места, Кишная с гневом крикнул:
— Почему ты не повинуешься мне? Не хочешь ли и ты изменить мне?
— Сагиб, — смущенно отвечал ему Варуна, — ты не знаешь разве, что Утами нет с самого утра?
— Что ты говоришь?
— Истину, сагиб! После утренней тревоги он еще не появлялся.
— Куда, ты думаешь, он ушел?
— Не знаю, сагиб! Быть может, это он кричал, когда мы слышали…
— Продолжай…
— И его убили из личной мести.
— Но тогда нашли бы его тело!
— Убийца мог бросить его в колодец среди развалин.
— Почему не отыскали его тела?
— Среди развалин древнего Баджапура, сагиб, больше тысячи пятисот колодцев; отверстие большинства из них заросло кустарником и лианами. Понадобился бы целый месяц, чтобы осмотреть их. Заброшенные много веков тому назад, они служат теперь убежищем змеям.
— Хорошо, оставь меня… Нет, слушай!
— Я здесь, сагиб.
— Ближе ко мне!.. Умеешь ты справляться с кинжалом правосудия?
— Я только объявляю приговоры Совета, сагиб, но не исполняю их, — отвечал Варуна уклончиво.