В трущобах Индии
Шрифт:
— Круг суживается, — сказал он браматме, — через три минуты они будут здесь… Надо спрятаться…
— Куда?
— О! — отвечал факир, ударяя себя по лбу, — зачем я не подумал об этом раньше!.. Еще одно усилие, и мы, быть может, добежим…
Они молча продолжали бежать по направлению к могиле Адила-Шаха, среди оглушительных криков преследователей, которые указывали друг другу направление, принятое беглецами… Они не пробежали и пятидесяти шагов, как Утсара остановился.
— Скорее! — сказал он своему господину. — Садись ко мне на плечи, крепко держись за мою шею руками… и не мешай мне…
Спрашивать было некогда,
В ту же минуту послышались поспешные шаги, приближавшиеся со всех сторон; к ним примешивались голоса преследователей, которые спрашивали указаний друг у друга. Для беглецов наступила минута сильнейшей тревоги; их ждала неминуемая гибель, попади только их колодец в круг исследований, который все более и более суживался. Факиры, искавшие следов, должны были, наверное, прийти к тому заключению, что нужно самым тщательным образом осмотреть все предметы; невозможно было допустить, чтобы колодцы ускользнули от их внимания.
Они, конечно, не посмели бы поднять руки на браматму, но кто мог помешать им донести обо всем совету Трех, а ввиду вражды Арджуны с трибуналом ему нечего было ждать снисхождения: он должен был приготовиться к участи своего предшественника, заживо замурованного в Башне Мертвых.
Уже многие браматмы кончили свою жизнь таким насильственным образом. Пост этот могли занимать только люди вполне почтенные, но рабство, в котором их держал комитет Трех, ревниво охранявший свою власть, представляло такой контраст с роскошью их дворцов, многочисленной свитой и атрибутами могущества, окружавшими их, что они редко удерживались от искушения посягнуть на власть тайного комитета. Попытки эти были их смертным приговором: в один прекрасный день они исчезали бесследно, убитые кинжалом их собственного факира, который был всегда преданным орудием комитета. Утсара был редким исключением, и его давно отправили бы на другую службу, если бы только комитет подозревал, как беспредельна преданность его своему господину.
Тяжелые опасения, сжимавшие сердце двух беглецов, продолжалось недолго. Преследователи их двинулись дальше, не замедляя своих шагов; беглецы скоро услышали голоса их, кричавшие кругом могилы Адила-Шаха — огромного здания, которое занимало около мили в окружности и содержало в себе так много подвалов и подземелий, что браматме и спутнику его легко было бы скрыться там от всяких преследований.
— Они рассчитывают, что мы в мавзолее набоба, господин, — сказал Утсара. — Воспользуемся еще несколькими минутами темноты, чтобы уйти отсюда, скоро будет поздно…
— Ты думаешь, нас отыщут здесь?
— Факиры думают, вероятно, что это ложная тревога, поднятая одним из шпионов английской полиции: ведь мне удалось скрыть труп. Но днем следы крови и отсутствие одного из их товарищей откроет
— Что же случилось еще?
— Ты ничего не чувствуешь особенного, господин, с тех пор, как мы здесь?
— Из трав, окружающих нас, исходит какой-то неприятный запах.
— И ты не знаешь, чему приписать его?
— Нет…
— Мы находимся над убежищем змей-кроталей; они любят заброшенные колодцы, на дне которых находится приятная для них сырая и тенистая земля.
— Кротали! — воскликнул Арджуна, вздрогнув всем телом. — Малейший укус этих животных влечет за собой верную смерть… Что если они нападут на вас?
— Пока ночь, мы ничем не рискуем: животные эти не видят в темноте, но при первых лучах дня они нападут на нас, — а никто не знает, сколько их здесь. В заброшенных колодцах бывает много галерей, вырытых крысами; галереи выходят на землю в разных направлениях, и в них встречаются сотни, тысячи змей, которые легко поднимаются по неровным стенам, наполовину разрушенным.
В эту минуту, как бы спеша подтвердить слова факира, под ногами беглецов послышался целый концерт пронзительных свистков.
— Скорее! — крикнул Утсара. — Ужасны животные проснулись от звука наших голосов… Иди первый, я поддержу тебя… Один ложный шаг — и мы упадем к ним… Мы раздавим несколько, но их еще достаточно останется на нашу долю…
— Тише! — приказал ему Арджуна, выглядывая поверх края колодца. — Слушай, шаги… факиры возвращаются…
— Склонись, высокая трава скроет тебя, — отвечал шепотом Утсара.
— Следуй за мной, напротив, — сказал ему браматма, выскакивая из колодца. — Нам некого больше бояться.
Факир подумал сначала, что господин его, испуганный змеями, не знает сам, что делает; удивление его удвоилось, когда он повиновался и увидел вдруг, что тот совершенно спокойно и улыбаясь направляется к могиле великого властителя, высокий купол которой был уже освещен первыми лучами восходящего солнца.
Преследователи их возвращались обратно, не считая, вероятно, нужным, продолжать дальнейшие поиски. И несчастный Утсара, отличавшийся простым и ограниченным умом, приготовился уже пожертвовать жизнью, не понимая ловкого маневра своего господина. Браматма сначала бежал, видя невозможность объяснить убийство, совершенное его слугой; но теперь, когда труп исчез и следы их были потеряны, нечего было бояться… Кто осмелился обвинить верховного вождя в убийстве факира, служившего обществу? Это было одно из самых логичных рассуждений, сделанное Арджуной, и дальнейшее подтверждало, по-видимому, его предусмотрительность. Заметив своего начальника, высокочтимого браматму, факиры все сразу пали ниц перед ним и три раза коснулись лбом земли.
— В чем дело, друзья мои, — спросил Арджуна, — что случилось? Я возвращался домой, после заседания Верховного Совета, когда услышал крики и увидел, что все бросились к развалинам… Кого это вы преследовали?
Факиры рассказали ему, что они услышали крик о помощи, когда стояли на страже кругом дворца Омра, но, несмотря на самые тщательные поиски, ничего не могли найти и заключили поэтому, что были жертвой шутки кого-нибудь из своих товарищей.
— Наверное, Утами сыграл с нами такую штуку, — сказал Варуна, — одного только его не достает между нами… Теперь он боится показаться нам.