В твоем плену
Шрифт:
А было бы неплохо избавиться от этого темного пятна на моей славной водительской биографии.
Скинув ноги, без проблем встаю с кровати и подхожу к окну. За ним белое бескрайнее море, а вдалеке стена из хвойных деревьев. Больше ничего разглядеть не успеваю - дверь за спиной открывается и входит Сойер. Оборачиваюсь на звук.
– Проснулась?
Спрашивая, на меня даже не смотрит, лишь мажет взглядом, будто я - предмет давно надоевшей мебели.
– Как видишь, - отвечаю преувеличенно бодро с соответствующим жестом руками.
– И готова
– У тебя поразительная способность к регенерации, - отмечает с насмешкой, повернувшись ко мне спиной.
– Еще вчера больше часа была без сознания, а сегодня как новенькая. Чудеса.
– Да, на мне как на собаке, - отшучиваюсь я.
А сама внутренне напрягаюсь, потому что, действительно, не ощущаю ни единого намека на вчерашнее происшествие. Я, правда, уже вчера чувствовала себя совершенно нормально, но это и странно. Ведь головой я ударилась неслабо, и должны же быть какие-то последствия, или нет? Ну, не знаю, головная боль там или свинцовая тяжесть в теле - не только голове ведь досталось. Да и просто день был не из простых, и обычно наутро после таких дней, несмотря на отдых, я чувствую ощутимую одеревенелость в теле. А сегодня ничего. Разве что кости чуть-чуть ноют, но не болезненно, а приятно, хочется потянуться и замурлыкать. Не как после удара башкой, а как после… секса.
Фа-а-ак. Только не это!
– Выспалась?
– сухо интересуется он.
– Да, - отвечаю лаконично.
– Ну что, идем?
– Идем. Только постель приберём. Лучше оставить все, как было.
– Да, точно, - бормочу сконфуженно, что сама не подумала об этом, и тороплюсь исправиться.
– Я помогу.
А заодно посмотрю, нет ли на белье следов ну… от чересчур реального сна.
Суечусь, мешаю Сойеру, тяну на себя одеяла, чтобы открыть полностью простыни, а про себя думаю: "Просто спроси у него, было или нет".
Но тут же возражаю сама себе: "Как это "спроси"? Вот прям так и спросить - а не трахались ли мы с тобой вчера, любезный пасынок? А если он скажет "нет"?"
"Ответишь "как жаль", порыдаешь в подушку, но перестанешь, наконец, психовать".
Придумать, что сказать, если вдруг он ответит "да", я не успеваю - кровать заправлена.
И на постели, вроде, всё чисто, так что надобность в вопросе отпадает. Да я и не думала всерьез его задавать.
Мы выходим из домика, по-честному запираем за собой дверь. На замке, кстати, никаких следов взлома, но расспрашивать Волчека о его профессиональных уловках я не собираюсь. Себе дороже. Возьмет, да и расскажет, живи потом с этим. Хоть и очень любопытно, если честно.
– Ты точно можешь идти?
– спрашивает Сойер на улице, когда я щурюсь, адаптируясь к нестерпимо яркому дневному свету.
Это не проявление заботы, его голос холоден и официален - еще один аргумент в пользу того, что ничего не было. Обычно после секса между двумя людьми намечается потепление. Мы же, похоже, там же, где и начали. И короткое перемирие, объявленное на время совместной попойки, закончилось.
Ну,
– А ты предлагаешь меня понести?
– отвечаю с вызовом.
– Могу и понести, если надо. Но предпочту, чтобы ты ждала меня тут. Как видишь, бояться нечего. Ничего ночью с нами не случилось.
– А что должно было случиться?
– сразу настораживаюсь я, вновь ощутив, как возвращается липкий страх.
Что-то он имел в виду, упомянув ночь. Что? Неужели все-таки это был не сон? О май гад, самое время провалиться под землю… Хотя где ты видишь землю? Ну ладно, согласна провалиться под чертов снег!
Температура тела резко подскакивает, кровь приливает к щекам и ушам.
– Нападение медведей, если я правильно помню твой вчерашний послеобморочный бред, - скалится Волчек.
Накатившее облегчение затмевает обиду на замечание о бреде.
Бред однозначно лучше секса.
Ну, не в том смысле… Ну вы поняли.
Сойеру я ничего не отвечаю, а просто шагаю вперед. Даю ответ не словом, а делом.
– Левее держись, - командует он, а когда я оборачиваюсь, демонстрирует компас.
– Это из домика?
– ахаю я.
– Да, как и все, что в этом рюкзаке. Я верну, - обещает он с презрительной улыбочкой и обгоняет меня.
Мне остается лишь следовать за ним. Не похоже, что он будет меня ждать, а без него я и с компасом не найду дорогу.
Ну, дороги в общепринятом понимании тут никакой и нет. И даже тропинки нет или направления. Есть елки, сосны и снег. Бесконечный рыхлый снег. Сыпучая крупянистая каша, в которую по колено проваливаются ноги, и каждый шаг дается с трудом. Когда сил уже совсем нет, и я на каждый шаг начинаю спотыкаться, Волчек предлагает отдохнуть.
Я плюхаюсь там же, где стояла, не заботясь ни о чем. Я слишком устала.
Но он заставляет меня подняться и пересесть на расстеленный коврик для йоги, который достал из рюкзака. Сам садится позади, разведя ноги по обе стороны от меня, и придвигается вплотную. Я устала и замерзла, и голодна, и ужасно хочу пить, но когда он так близко, не могу не реагировать. Не могу думать ни о чем, кроме близости наших тел.
– Просто чтобы не терять тепло, - объясняет он безэмоционально, и я киваю.
Типа поняла.
Но я не поняла. Не способна понять. Не сейчас.
Сердце трепыхается, между ног пульсирует, а к сухому горлу подбирается комок.
Он сует мне в руки термокружку.
– Не обожгись.
От нее, правда, идет пар.
– Откуда?
– не веря своим глазам, спрашиваю посиневшими губами.
– Оттуда. В доме был электрический чайник, но мало воды, поэтому пришлось скрыть от тебя ее наличие. До крайней необходимости.
– Уже крайняя?
– с надеждой.
– Пей.
Я делаю глоток и чувствую, как горячая, но уже не обжигающая, жидкость стекает по гортани дальше, распространяя по телу приятное и такое нужное тепло. Живительное, потому что я сразу оживаю. Распускаюсь, как почки весной.