В воскресенье рабби остался дома
Шрифт:
— Вас это беспокоит?
— Нисколько, — быстро сказал священник. — Но на многие их вопросы мы не в состоянии ответить. Например, вопрос ограничения рождаемости. Многие из наших студентов-католиков происходят из больших семей. В большинстве случаев они первые из семьи поступили в колледж. И из их разговоров вы понимаете, что они не собираются заводить шестерых-семерых детей — максимум двоих или троих, а это означает ограничение рождаемости.
— И что?
— Конечно, состоятельные католики делали так многие годы. В высших слоях общества большое семейство — скорее исключение, чем правило. Но эти
— Взрослея, молодые люди становятся мудрее или, по крайней мере, терпимее.
— Возможно, хотя, честно говоря, я надеюсь, что церковь тоже будет становиться более терпимой. Например, по поводу ограничения рождаемости, в комитете, который создал папа римский для изучения вопроса, подавляющее большинство было за разрешение использовать пилюли.
— Но папа римский выступил против пилюль.
— На сегодня да. Но существует большая вероятность, что в ближайшее время он может изменить доктрину.
Рабби покачал головой.
— Он не может. Никак не может.
Священник улыбнулся.
— Видите ли, это не догма, а церковь — истинно человечная организация.
— Она также очень последовательная организация, а вопрос ограничения рождаемости посягает на святость брака, который является догмой.
— А как вы к этому относитесь?
— Видите ли, мы считаем моногамный брак весьма искусственным институтом, который является, однако, наилучшей системой организации общества. Он подобен юридическому контракту, который может быть прерван разводом, когда его продолжение становится невозможным для обоих участников. Но для вас брак — таинство, и ваши браки заключаются на небесах. Вы не можете разрешить развод, потому что он предполагает, что небеса допустили ошибку, а это невероятно. Самое большее, что вы можете себе позволить — аннулирование, своего рода юридическая фикция, будто его никогда и не было.
Они вышли из дома Гилеля и прогуливались по аккуратной аллее университетского городка. Наконец они подошли к дому Дорфмана.
— И каким образом, по вашему мнению, ограничение рождаемости наносит ущерб нашему учению о браке? — спросил отец Беннет.
— Это зависит от того, что считать целью брака, — сказал рабби. — Если это размножение, то, думаю, есть смысл считать его делом небес. Очень трудно представить себе, чтобы небеса были озабочены институтом, в основном предназначенным для развлечения. А он станет таким, если допустить употребление пилюль.
Когда отец Беннет покинул их, а приходящая няня ушла и они остались наедине, Мириам спросила:
— Что на тебя нашло сегодня вечером, Дэвид? Ты нарочно дразнил этого милого отца Беннета?
Он удивленно посмотрел на нее и усмехнулся.
— Думаю, я вряд ли вступил бы в дискуссию такого рода с отцом Берке в Барнардс-Кроссинге. Здесь я почему-то чувствую себя свободнее. Возможно, это из-за академической атмосферы. Ты думаешь, ему это не понравилось?
— Не знаю, — ответила она. — Если и да, то он хорошо с этим справился.
Профессор Ричардсон жил в старом викторианском доме. Большой квадратный
Вопросы были однообразны: «Почему ваши люди надевают во время службы такой платок с бахромой по краям?» «Вам нужно десять мужчин, чтобы молиться?» «Эти ваши диетические законы — они принимались для охраны здоровья, правда? Зачем же они вам теперь, когда существуют современные методы замораживания?» «Что делается, чтобы осовременить синагогу?»
Многие преподаватели с факультета заглянули ненадолго; они тоже задавали вопросы, бессмысленные, вежливые вопросы, чтобы только поддержать разговор: «Вы из этих краев, рабби?» «Как вам нравится наша школа?» «Вы займете место Боба Дорфмана?»
Молодежь же, как он скоро понял, пришла, в основном, чтобы встретиться не с ним, а друг с другом. Они стояли маленькими группами; в одном углу шесть или восемь ребят сидели на полу, один из них лежал на животе, махая в воздухе ногами в поношенных мокасинах. По их негромкой беседе, прерываемой взрывами смеха, он заключил, что они рассказывали анекдоты — вероятно, рискованные анекдоты. Некоторые из тех, кто подходил к нему, извинялись за то, что пропустили службу накануне вечером. Когда президент Гилеля присел на стул рядом с ним, рабби отметил это. Юноша кивнул.
— Видите ли, рабби, во что бы вы это ни одевали, как бы ни подавали, это все еще религиозная служба. А открытый дом вроде этого — уже вечеринка. В такое место можно пригласить девушку, и получается свидание. Понимаете?
К ним подошел высокий, нескладный светловолосый студент.
— Хелло, рабби, миссис Смолл. — Это был Стюарт Горфинкль.
— О, Стью, мы пытались найти тебя, — сказал рабби.
— Мы звонили пару раз, — сказала Мириам, — и оставили сообщение.
— Да, я получил его. К сожалению, я не смог попасть на службу в Гилель вчера вечером. У меня было свидание.
— Все в порядке, — сказал рабби. — Ты едешь домой с нами? Мы собираемся уехать часов в девять завтра утром.
— Понимаете, рабби, тут такое дело. Ребята из Глостера уезжают сегодня вечером и предложили подвезти меня…
Он выглядел смущенным, и рабби быстро сказал:
— Конечно, Стюарт.
— Я бы… я думал заглянуть к вам завтра во второй половине дня, если вы будете дома. — Юноша сел.
— Конечно! Мы всегда ждем ребят, которые приезжают на каникулы.
Отец Беннет подошел и сел на свободный стул возле рабби. Он взглянул на Стюарта, слегка кивнул, словно был не вполне уверен, что знает его и улыбнулся Мириам.