В воскресенье рабби остался дома
Шрифт:
— Я не понимаю тебя, Дэвид. — Мириам прижала кулак к губам, словно желая удержать резкие слова упрека. — Он пришел, чтобы загладить вину. Он так старался уладить конфликт. Он добрый человек.
— Конечно, он добрый человек. И Горфинкль, и все остальные. Все они добрые люди, иначе они не стали бы так беспокоиться из-за того, что может случиться с бедным негром, который случайно попал в кучу неприятностей. Но одной доброты недостаточно. Люди, принимавшие участие в религиозных войнах, были добрыми людьми, но, несмотря на это, они убили и искалечили десятки тысяч.
— О, Дэвид, ты
Он удивленно посмотрел на нее.
— Когда я должен и когда я могу, я прогибаюсь. Но я должен следить, чтобы не прогнуться слишком сильно и не споткнуться.
Глава LV
По воскресеньям миньян собирался в девять вместо половины восьмого, как по утрам в будни. День был прекрасный, времени для пешей прогулки вполне достаточно, но рабби взял машину. Он поехал не прямо в храм, а вдоль берега, пару раз останавливаясь по пути полюбоваться видом волн, разбивающихся о камни, и чаек, пикирующих низко над водой.
Дорога петляла вдоль берега, затем повернула, и он увидел впереди Хиллсон-Хаус. Поравнявшись с ним, рабби замедлил ход, решив остановиться и оглядеться. Но в окне соседнего дома он увидел мужчину, говорившего по телефону, и поехал дальше.
Он приехал как раз к началу службы. По воскресеньям всегда собиралось больше людей, потому что многие отцы, привозившие своих детей в воскресную школу, шли в миньян за неимением лучшего занятия, пока дети учатся. Сегодня после короткой службы один из постоянных прихожан угощал всех легким завтраком в честь помолвки своей дочери.
Они пили чай и кофе с пресным печеньем — вечером начинался Песах. Артур Нуссбаум, как всегда, проталкивал свой любимый проект.
— Послушайте, друзья, нет никакого смысла просто держать все эти бабки в банке…
— Проценты набегают…
— А цены каждый год растут вдвое и перекрывают их. Все уже понимают, что рано или поздно мы их заменим, эти стулья. Если бы мы начали сразу, как только эти деньги нам завещали, уже половину мест, вплоть до центрального прохода, заменили бы. А в этом году денег хватит на треть, не больше.
— Ну, это совсем уже бред! Часть мест — одни стулья, часть — другие. Жуткое зрелище. Женщины нам такое устроят…
— Ну и пусть. Да как вы не поймете, — убеждал Нуссбаум, — когда они это самое зрелище увидят, они из кожи вон вылезут, чтобы и остальные заменить.
— Да? Из-за постоянных мест скандал еще не закончился, а теперь еще и вся первая треть храма будет с великолепными новыми стульями…
Стоявший поблизости рабби пробормотал:
— А почему это должна быть первая треть? Почему не начать замену стульев сзади? — Тут он заметил, что Пафф выходит из часовни, извинился и ушел.
Нуссбаум услышал замечание и повторил его другим.
— Он что, шутит?
— Это еще хуже. Это уж наверняка у всех вызовет раздражение.
— Наши постоянные места раздражают больше, — заметил доктор Эдельштейн. — Сделайте сзади мягкие сиденья, и можете сажать меня туда прямо сейчас.
Ирвинг Каллен кивнул.
— В чем-то ты прав, Док. Мне-то все равно. Я толстый, но держу пари, что мой старик действительно оценит это.
— Если хорошенько подумать, — медленно произнес Нуссбаум, — это просто справедливо.
Бреннерман внезапно расхохотался.
— Ей-Богу,
Все посмотрели на него.
— Вы что, не поняли, мальчики? Передние ряды для ихэс [38] , задние — для тухэс [39] . Выбирайте! — Он заметил Горфинкля и, все еще громко хохоча, пошел поделиться с ним новостью.
Рабби окликнул Паффа и провел его в боковой коридор. Когда они отошли достаточно далеко, он сказал:
38
Ихэс — см. сноску на стр. 44 — примечание № 24.
39
Тухэс (идиш) — задница.
— Я читал ваше заявление в полиции, мистер Пафф. Судя по именам людей, которых вы указали как своих партнеров по коммерческой сделке, я подозреваю, что вы интересовались Хиллсон-Хаус в качестве возможного места для нового храма.
Пафф усмехнулся.
— Правильно, рабби, но теперь об этом, конечно, и речи быть не может. Мы оставили это дело. Я вообще-то собирался сообщить вам, но Беккер сказал, что вас это все равно не заинтересует.
— Все в порядке, — поспешил заверить его рабби. — Меня это не интересовало и не интересует. Я просто хочу разобраться в некоторых деталях самого происшествия. Вы заявили в полиции, что снизили скорость, когда подъехали к Хиллсон-Хаус, и затем поехали дальше. Это правильно?
— А что?
— Вы не останавливались?
Пафф задумался.
— Может, и остановился на мгновение.
— Вы абсолютно уверены, что не останавливались намного больше, чем на мгновение?
— К чему вы клоните, рабби?
— Я предполагаю, что вы останавливались на длительное время, возможно, на пятнадцать-двадцать минут или даже больше.
— Почему вы так считаете?
— Потому что при существующем положении вещей ваше заявление выглядит неправдоподобно. Сегодня утром по дороге к храму я проехал мимо Хиллсон-Хаус. Там прямой отрезок дороги, никаких поворотов, ничто не закрывает обзор. Даже в грозу, задолго до того, как вы подъехали к Хиллсон-Хаус, с какой бы стороны вы ни приближались, вы могли увидеть, ждет там кто-нибудь или нет. Следовательно, вам не было никакой нужды снижать скорость. И так как вы собирались встретиться там с кем-то, я полагаю, что вы ждали хотя бы пятнадцать минут.
— Хорошо, предположим, я ждал?
— Тогда полицию может заинтересовать, почему за это время вы не вошли в дом.
— Я не входил. Клянусь, что не делал этого, рабби.
— Почему?
Пафф выглядел потерянным.
— Сам не знаю, если честно. Я был там несколько раз, днем все это место выглядело страшно привлекательным. А в тот раз было темно, шел дождь, и мне просто не хотелось входить одному.
— Тогда почему вы не сказали в полиции правду?
— Все просто, рабби. Я уже слышал, что там нашли Муза. Он у меня работал, значит, я его знал. Если бы я сказал, что стоял возле дома около получаса, начались бы вопросы: Слышал ли я что-нибудь? Видел ли я что-нибудь? Почему я не вошел? Нет-нет, я не хотел оказаться замешанным.