V-Wars. Вампирские войны
Шрифт:
– На тех съемках мы щеголяли чуть не нагишом, но там столько пиявок, что приходилось…
– Расскажи о Меле Гибсоне, – перебила Даника. – Он все еще хорош собой? Конечно, он уже в годах, но все же…
– 3 –
Через пятьдесят минут Даника через силу улыбалась в камеру, стоя с «энергетическим» батончиком Хетер в руках. Но как только на второй камере погас индикатор «запись», опрометью бросилась прочь со сцены. Во время съемок тошнота все усиливалась, и когда она беседовала с Хетер о сексе и фастфуде, ее бросало то
– Что такое? – Даника была сама невинность. – Я ни разу не спросила его о любовниках.
– Нет, – подтвердил Лон. – Ты просто пять раз спросила его о том, каких актеров он считает сексуальными. И вопрос как он любит есть бананы, быстро или медленно – просто хит сезона.
– Жаль, что я не догадалась оформить на него авторское право, – помечтала она.
– Господи, Даника, и чего ты на Брайана взъелась?
– Не сейчас, – оборвала она.
Тошнота подступала, и в животе продолжало урчать, глаза расширились и их заволокло красной пеленой. Даника почувствовала тяжесть в желудке, а потом к горлу подкатила жгучая волна, выплеснувшись кислой отрыжкой.
– Мне надо прилечь.
– Хотите энергетический батончик? – предложила Хетер.
Даника помотала головой, чувствуя рвотные позывы. Она стремглав бросилась в туалет и, как только открыла дверь, тошнота взяла свое. Изо рта на пол хлынула темная жижа, и Даника не стеснялась в выражениях.
– Твою мать, – вырвалось у нее, и она поплелась к раковине, оставляя след на полу.
– 4 –
– Ты что-то похудела, – заметила Мила Дубов, открывая дверь квартиры на третьем этаже. – Мне, конечно, льстит, что ты вспоминаешь про меня только когда болеешь. Знаешь, я ведь тут все время, а не только, когда тебе захочется доброго борща.
– Хоть бы обняла сначала, а уж потом нотации читала, – ответила Даника сестре.
Они были такие разные, словно день и ночь. Несмотря на одинаковые с сестрой точеные фамильные скулы, Мила была блондинкой и имела более бледный, хрупкий вид. Унаследованные от матери кристально голубые глаза у Даники выглядели обольстительно, а у Милы целомудренно.
Мила закрыла дверь и распахнула объятия. Даника прильнула к сестре и склонила голову ей на плечо. Мила была словно любимая подушка – теплая, мягкая, родная. От нее пахло домом, даже после стольких лет жизни порознь.
– Я так соскучилась, – сказала Даника, отстраняясь с урчащим животом и распухшим горлом.
– Интересный способ выражения, – заметила Мила.
– Лежачего не бьют.
– А если другого случая не будет?
– Да поняла я, поняла! – Даника зажала ей рот ладонью. – Сначала накорми, потом шпыняй. Мне надо срочно встать на ноги, а то уж целую неделю мучаюсь.
– А что, к врачу нельзя пойти?
– При такой простуде лучше бабушкиного супчика ничего не поможет, а варить его умеешь только ты.
– Скоро будет готов, – пообещала Мила и пошла на кухню помешать суп.
В комнате запахло чесноком и куриным мясом. При виде Милы, пробующей юшку и достающей из шкафчика специи, у Даники скрутило желудок. Ее кинуло в жар, и снова заболели десны. Раньше ее тоже кидало то в жар, то в холод, но разве при гриппе ноют зубы?
– Ты разговаривала с Дмитрием? – спросила Мила из другой комнаты.
– Сто лет назад, – ответила Даника.
Приходилось признать, что общение с родными у нее как-то не складывалось, хоть она их и любила. После того как брат в прошлом году переехал на восточное побережье, они созванивались всего пару раз.
– Ну, по крайней мере, ты игнорируешь не только меня.
– Да уж, своей стервозностью стараюсь никого не обделить, – засмеялась Даника.
И вдруг смолкла от резкой боли, пронзившей глотку и горло. Дыхание перехватило, и она скрючилась на диване. Живот словно опоясало и сдавило колючей проволокой. Из глаз посыпались красные искры, затуманивая взор, и Даника застонала.
– Боже, что случилось? – спросила Мила, вбегая в комнату.
И тут Даника клубком скатилась с дивана на пол, подергиваясь в конвульсиях всем телом.
Из горла вырвался гортанный стон, все тело словно занялось огнем. Мила склонилась над ней, положив руки на плечи. Огонь в груди Даники разгорался все жарче.
– Больно, – простонала Даника, пытаясь смотреть на Милу. – Все горло и желудок печет.
– У тебя глаза покраснели, – заметила Мила, глядя в лицо сестре. – Даника, тут не бабушкин супчик нужен, а врач.
Глаза Даники наполнились слезами.
– Не знаю, – прошептала она. – До сих пор так плохо не было. Пока сюда не пришла…
– Тебе нужно бы заняться своим здоровьем, милая, – заметила сестра, поднимая ее и крепко прижимая к себе. Обняв сестру в ответ и уронив голову ей на плечо, Даника ощутила новую вспышку боли во рту и горле. От тепла сестры, согревающего грудь, от знакомого запаха Милиной шеи, от щекочущих нос волосков у нее помутилось в голове. Даника открыла рот, чтобы зевнуть, но вместо выдоха изо рта вылезло что-то другое.
Острое.
Ненасытное.
И оно впилось Миле в шею, словно пиранья.
Мила закричала, но этот звук только подхлестнул Данику, и она впилась сильнее в плоть. Ее охватило доселе неведомое возбуждение, пронзившее все тело, острое, смертоносное, как электрический разряд.
Казалось, вселившийся в нее зверь полностью вытеснил остатки разума куда-то на задворки сознания. Чудовище овладело ее костями, а его зубы каким-то образом очутились вместо ее собственных. В тот момент Даника чувствовала лишь облегчение, впервые за столько дней терзавший ее голод и тошнота наконец отступили. Когда горячая кровь полилась в ее горло, она опьянела. Боль сменилась бурным наслаждением. В паху запульсировало, словно от оргазма, ноги окрепли и чуть не понесли неведомо куда, руки налились невероятной силой и словно тисками сжали спину визжащей и вырывающейся сестры.