В якутской тайге
Шрифт:
Такого положения терпеть было нельзя. Приехавших со мной красноармейцев, хотя они нуждались в отдыхе, я выслал в разъезд. Сам отправился отыскивать штаб батальона. Нашел его по красному флажку на воротах.
Дмитриев спал тоже раздетым. С трудом разбудил его, вручил пакет от командующего и высказал замечания относительно расхлябанности в батальоне. Дмитриев ответил самоуверенно:
— Врасплох меня не захватят — имею хорошую агентуру и через нее своевременно получу сведения о движении белых. Окопы у меня также имеются.
В тот же день я осмотрел
Дмитриев стал готовиться к выступлению на Амгу. Но его задерживало отсутствие подвод. Их требовалось много, так как одних патронов на складе имелось тысяч триста, не считая гранат. Пришлось мобилизовывать транспорт в ближайших наслегах, а для этого нужно было не менее четырех — пяти дней.
От Дмитриева я узнал, что банда Артемьева находилась в тридцати верстах восточнее Петропавловского. Решил воспользоваться задержкой батальона и провести операцию против Артемьева. У Дмитриева попросил усилить мой отряд одной ротой и несколькими пулеметами. Получив согласие, начал готовиться к выступлению.
Настроение у командиров и особенно красноармейцев батальона было подавленное. Причиной этому были две последние неудачи, память о которых все время поддерживалась. Дело в том, что все красноармейцы, убитые на реке Ноторе и за рекой Алданом — больше тридцати человек, были свезены в Петропавловское и сложены в пустой амбар. Дверь амбара не закрывалась, и бойцы, имея много свободного времени, часто навещали своих мертвых товарищей и целыми часами толпились у амбара.
Когда из Амги приходила почта, некоторые из бойцов брали письма убитых и шли к амбару. Отыскав адресата, они вскрывали письмо и читали его вслух при гробовом молчании присутствующих. Слышны были только редкие вздохи да возгласы:
— Э-эх, Митя! Как ожидал, миляга, письма из дому! Вот теперь письмо пришло, а его не стало в живых.
Если при этом присутствовали участники тех боев, они подробно рассказывали, при каких обстоятельствах и как погиб тот или иной товарищ. Понятно, что все это глубоко отражалось на психике красноармейцев, заставляя их снова и снова переживать недавние неудачи.
Я указал Дмитриеву на ненормальность такого положения. Но он объяснил, что решил отправить погибших в Якутск, рапорт о чем послал командующему.
В тот же день двери амбара были заколочены гвоздями и около них выставлен часовой.
Красноармейцы, которым помогали крестьяне, развели большой костер. Когда земля оттаяла, начали рыть братскую могилу. К обеду следующего дня она была готова. Всех убитых еще накануне перенесли в два — три дома, обмыли, надели чистое белье. После похорон на братской могиле водрузили большую пятиконечную звезду, сделанную по собственному почину местным жителем. Дрогнул морозный воздух от трех винтовочных залпов, а над сомкнутыми рядами бойцов неслось грустное, но боевое:
— «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»
Где-то
СВОДНЫЙ ОТРЯД ДЕЙСТВУЕТ
Вечером в штаб батальона собрались все командиры подразделений, назначенных в новую операцию против Артемьева. Сгрудившись вокруг стола, они знакомились с задачей, уясняли план действий.
Махорочный дым сизыми волнами плавал по комнате, закрывал потолок, лез в глаза и медленно уходил в кухню.
На стенах висели дулами вниз до десятка винтовок рядом с наполненными до отказа патронташами. На подоконнике валялись мильсовские гранаты. В углу у печки притулился «максим», окруженный несколькими облезлыми, потерявшими свой прежний защитный цвет коробками. Одна коробка открыта, и конец ленты, тускло поблескивающий медью патронных гильз, продернут в приемник. Тут же, на грязном, усеянном окурками полу, расположились пулеметчики. Мирно посапывает хозяйская собака Полкан.
Совещание закончилось в пять часов вечера. Все выяснено, предусмотрено, согласовано. Было решено пройти по дороге верст двадцать, а затем, чтобы миновать сторожевые посты противника, двигаться без дороги. Обоз оставить с небольшим прикрытием, а пулеметы навьючить на лошадей.
До выступления оставалось четыре часа. Командиры уже хотели разойтись по своим взводам, как вдруг раз дался стук в дверь. Зашедший боен доложил, что в штаб пришли три красноармейца и просят разрешения поговорить с командиром. Дмитриев встал, вышел на кухню.
Скоро он вернулся. Вид у него был расстроенный, а лицо бледное. Все с тревогой ожидали, что он скажет.
— Товарищи, Амга взята Пепеляевым. Наш гарнизон разбит.
Это неожиданное известие подействовало на всех ошеломляюще. В комнату как раз вошли добравшиеся из Амги красноармейцы. Их оборванная одежда, изможденный вид, черные обмороженные лица и распухшие руки еще больше подействовали на присутствующих.
Пришедшие были так измучены, что рассказать более подробно о падении Амги просто не могли. Фельдшер им тут же сделал перевязку, хозяйка напоила горячим молоком, и бойцов уложили спать.
С занятием белыми Амги обстановка резко изменилась. Мы оказались в глубоком тылу у белых, отрезанными от Якутска. Пришлось оставить мысль о наступлении на Артемьева. Встал вопрос, оставаться ли в Петропавловском или прорываться в Якутск?
Собрали военный совет. Здесь мнения разделились. Одни считали за лучшее на время остаться в Петропавловском до выяснения обстановки. К тому же из Якутска должно же поступить какое-то распоряжение. Другие настаивали на немедленном выступлении в поход. После долгих дебатов решили все-таки Петропавловское оставить и двинуться на Якутск.