В якутской тайге
Шрифт:
Надо было теперь решить, какой дорогой идти. Всего имелось два пути: один прямой — через Амгу, а другой обходный. Второй путь был и труднее и на двести верст больше, а всего здесь предстояло пройти шестьсот верст.
Лошадей для обоза не хватало. Многие обессилевшие бойцы пешком совершить такой путь не могли и наверняка погибли бы от мороза и плохого питания. А если бы кто и добрался до Якутска, так все равно надолго вышел бы из строя.
Между тем Якутску нужна была помощь. Он не имел достаточных сил для отражения противника.
Так оценивало совещание создавшуюся обстановку. Было решено немедленно двинуться прямо на Амгу. Это должно было спутать планы Пепеляева. Если к нашему приходу он уже выступит на Якутск, то мы захватим Амгу, уничтожим его базу и пойдем дальше, угрожая ему с тыла. Если же пепеляевцы окажутся на месте, то мы вступим с ними в бой и на какое-то время задержим их.
Оставался и еще один серьезный вопрос: как быть со складами? Имевшиеся семьдесят подвод не могли поднять все боеприпасы и необходимое продовольствие. Нужны были лошади под пулеметы, требовались также подводы и для санчасти.
Как ни выкраивали, как ни высчитывали, а пришлось десять тысяч патронов для автоматов Шоша утопить в Алдане. Продовольствия можно было взять только на десять дней. Все остальное решили раздать населению: муки больше тысячи пудов, масла двести пудов, сорок мест кирпичного чая, сто пудов соли.
Отряд и батальон объединили. Я высказался за то, чтобы общее руководство принял на себя Дмитриев, как старший начальник, ибо мой отряд уступал батальону не только по численности, но и по вооружению. На том и порешили.
Договорились утром созвать общее собрание бойцов гарнизона. Затем стали расходиться. Было уже три часа утра.
Эту ночь спали в полном боевом снаряжении. Сторожевая охрана была усилена и в разные стороны высланы конные разъезды.
Собрание командиров и красноармейцев началось часов в девять утра. Бойцы пришли на него с винтовками, патронташами, со всеми пулеметами. Отсутствовали только те, кто были в караулах и разъездах.
Первым выступил один из красноармейцев, пришедших из Амги. Просто и бесхитростно он рассказал обо всем, что там произошло.
— В сдаче Амги и в нашем поражении виноваты мы сами, — говорил боец. — Мы спали по халупам и не были готовы к бою. Проснулись, когда белые уже были в деревне. Красноармейцы выскакивали из избушек и не знали, что делать: командиров не оказалось.
А пепеляевцы лезут со всех сторон, и почему-то молчат, даже «ура» не кричат. От этого было еще страшнее.
Белые все вместе, ну а мы вразброд, к тому же туман мешал видеть, где свои, а где чужие. Стреляют пулеметы, а чьи — не знаем.
Горячее всего стрельба шла у дома кулака Корякина, где находился товарищ Ренкус с пулеметом, а затем около церкви, где был наш штаб. Но прорваться туда нам не удалось. Несколько раз мы пытались это сделать, но постоянно
А потом стрельба прекратилась. Кое-как мы пятеро выбрались из деревни. Сначала хотели податься к Якутску, но потом передумали и направились сюда, чтобы предупредить вас. Три дня шли по дороге, заходили к жителям. Они нас и кормили. А на четвертый день только стали подходить к юрте, видим: лошадей тридцать к изгороди привязано, а во дворе часовой ходит. Спрятались в кустарнике, обождали минут пятнадцать. Из юрты вышли десять человек — все якуты. Сели на коней и уехали.
Мы тайгой обошли эту юрту, а дальше дорогой уже не решились идти, пробирались целиной. Совсем обессилели, двое суток ничего не ели.
В глубоких орбитах черного обмороженного лица красноармейца горят бойкие, живые глаза. Говорит он тихо, слова растягивает, но слушают его внимательно, затаив дыхание.
— От слабости темнело в глазах, подкашивались ноги. Два наших товарища совсем ослабли, не дошли верст пятнадцать до Петропавловского — свалились и замерзли на наших глазах. Помочь им не могли. А мы вот кое-как добрались к вам.
Всех троих героев хотели качать. Но их забинтованные лица, руки и изнуренный вид удержали бойцов от такого горячего выражения глубоких чувств признательности.
После этого я кратко информировал собрание о создавшемся положении, познакомил с задачей, которая стояла перед нами. В заключение, отметив необходимость действовать совместно и, следовательно, иметь единое командование, сообщил, что на собрании командиров мы решили вручить командование т. Дмитриеву.
После меня взял слово красноармеец из батальона.
— Товарищи, умереть дело нехитрое, — сказал он. — Но если нам придется сложить свои головы, то лучше в хорошем бою, и так, чтобы враг это почувствовал, чтобы наша гибель принесла пользу общему нашему делу и наибольший урон белым. А это во многом зависит от командира. Дмитриев — хороший товарищ, но как командир он себя не показал. Два раза мы наступали на Артемьева, и все без него — он оставался в деревне. Если бы он был с нами, все могло бы быть иначе. Поэтому я считаю, что командование надо передать Строду — он в Якутии пробыл больше, чем Дмитриев, лучше знает местные условия.
Из дальнейших выступлений становилось очевидным, что батальон требовал более решительного командования. Наконец единогласно было принято следующее предложение: Строд принимает командование сводным отрядом, Дмитриев будет начальником штаба, а военком батальона Кропачев — военкомом сводного отряда.
Все красноармейцы и командиры единодушно решили, если потребуется, пожертвовать собой, но задержать Пепеляева в Амге, нанести ему возможно большие потери, подорвать силы дружины как физически, так и морально и тем самым посильно выполнить свой революционный долг перед трудящимися. На этом собрание закончилось.