В зеркалах
Шрифт:
«Такова жизнь, — думал Рейнхарт. — Пещера Платона. Сквозь тусклое стекло» [119] .
Мимо эстрады пробежал человек с банджо, изо рта у него текла кровь.
Когда Рейнхарт подошел к другому краю эстрады, он увидел, что там, застряв между эстрадой и алюминиевым стояком шатра, лежит адмирал Бофслар. На адмирала упали козлы, и он не мог встать.
— Эй вы! — просипел адмирал. — На помощь! На нас напали. Со всех сторон. Не просить пощады. И не давать. Армагеддон.
119
«Теперь
— Отчего взорвался этот грузовик? — спросил его Рейнхарт. — Грузовик просто въехал и взорвался.
Он пошел ко входу в шатер, испытывая смутное разочарование.
И это — Армагеддон! Какой-то хлам летает в воздухе и взрывается. А какой мог быть концерт!
По полю к нему шел Морган Рейни.
— Кончено, — сказал Рейни. — Теперь я понимаю, что все кончено.
— Кто вас об этом спрашивает? — сказал Рейнхарт.
— Я нехорошо себя чувствую, — сказал Рейни. — Мне придется пойти домой.
— Да отнеситесь ко всему этому проще, черт возьми. Считаете, что у вас есть обязательства?
— Да, — сказал Рейни. — Это так.
— Но, разумеется, если все кончено, вы можете просто уйти домой, — сказал Рейнхарт.
— Слава богу, — сказал Рейни. — Я могу уйти домой.
— Слава богу, — сказал Рейнхарт.
Рейни вошел в надвигающийся клин полицейских и упал.
«Хотел бы я знать, когда мне следует уйти домой, — подумал Рейнхарт. — Чрезмерное участие может плохо отразиться на здоровье, — размышлял он. — Это не лучше беспробудного курения травы или пьянства». Он вернулся в шатер и сел на складной стул.
В шатре стало очень жарко. Снаружи раздавался оглушительный шум, который, по мнению Рейнхарта, не мог иметь к нему никакого отношения. Все было залито оранжевым светом.
Ему померещился чей-то голос:
— Почему ты такой злой, детка?
— Да все из-за этой публики, — сказал Рейнхарт. — Не могу удержаться. Я мало от чего могу удержаться.
Он нагнулся, нащупывая на полу футляр с кларнетом. Футляр исчез. Это его встревожило, и он выпрямился. Затем ему пришло в голову, что он не приносил с собой кларнета, и он вспомнил Джеральдину.
Нет, он не приносил с собой кларнета, но, несомненно, был какой-то важный предмет снаряжения, без которого… что? Без которого все потеряно? Он пошарил в карманах, ища темные очки, но они исчезли. Во внутреннем кармане был бумажник, но, когда он потянулся за ним, его рука задела грудь и ничего не почувствовала.
Он решил не поддаваться страхам. Он открыл бумажник и пересчитал деньги, которые лежали там. Денег было много. Ну, подумал Рейнхарт, это хорошо.
Снаружи кто-то завопил.
В шатер вбежал без пиджака Фарли-моряк; он тоже держал в руках бумажник и рулончик банкнот.
— Какого черта ты здесь торчишь? — спросил его Фарли. — Валим отсюда. Или они сожгут тебя
Рейнхарт с изумлением посмотрел на Фарли.
— Время для выживания наиболее приспособленных, ребята, — сказал Фарли. — Давай займемся выживанием. Вдвоем мы перехитрим всю эту шайку и побьем ее организованностью. Попробуем пробраться через туннель. Единственный путь.
Рейнхарт подошел к двери запасного выхода.
— Полно дыма, — сказал он.
— Черт! — сказал Фарли. — Все-таки надо попробовать.
Он сунул банкноты в карман, а бумажник бросил на пол.
— Я снял с адмирала Бофслара шесть сотен. Кто бы подумал, что старый пердун расхаживает с такой наличностью! Я рассчитывал на горсть мелочишки.
— То есть как? — сказал Рейнхарт.
— Надо уметь распознавать особые ситуации и действовать соответственно, — сказал Фарли. — Его выживание — это не мое выживание, и наоборот.
Они вошли в черный дым прохода, зажав нос платком и согнувшись в три погибели, чтобы избежать наиболее горячего воздуха. Рейнхарт следовал за Фарли вдоль невидимой стены, судорожно кашляя в льняную материю. Ноги и плечи у него абсолютно онемели, основание черепа опоясывал раскаленный обруч; он осознавал только ритм бегущих ног и обжигающее прикосновение стены к своему плечу. После первого десятка метров стало прохладнее, и лампочки под потолком еще горели. Проход влился в широкое низкое помещение с наклонным бетонным полом, на котором неподвижно лежал человек в разорванном дымящемся комбинезоне. Фарли и Рейнхарт остановились возле него. Это был стадионный негр-уборщик. Пальцы мертвеца переплелись, над ключицей синела пулевая рана. Рейнхарт смотрел на рану — он страшно устал.
— Так-так, — сказал Фарли, оглядывая помещение с хладнокровной сосредоточенностью. — Пожарная лестница? Дверь? — рассуждал он вслух.
Ни лестницы, ни двери. На полу, там, где начинался новый проход, стояла корзина с красно-сине-белыми топорищами. Они взяли по топорищу и пошли дальше.
Тут лампочки не горели. Дым сгущался, становилось невыносимо жарко. Они, согнувшись, побежали по струе более прохладного воздуха у левой стены. За поворотом они снова увидели свет, бивший из распахнутой двери в стене прохода. Они услышали кашель, шепот и, бросившись на пол, поползли к открытой двери. Рейнхарт прижал голову к стене, следя за тем, как тень дыма скользит по пятну света на потолке. Потом он посмотрел на тень двери и остался вполне доволен ее формой — клин, треугольник.
— Края, — сказал Рейнхарт.
Фарли подобрался и двинулся дальше.
Края, подумал Рейнхарт, вещи с краями годятся.
Из двери в коридор шагнул какой-то человек, прижимая к глазам красный платок. Фарли выпрямился и ударил его сзади топорищем. После короткой неловкой паузы человек сел на пол и застонал. Фарли, опасливо оглянувшись на полуоткрытую дверь, ударил его еще дважды. Стало намного жарче, дым приобретал мерзкий металлический запах.
Фарли пробрался назад вдоль стены, засовывая деньги в карман.