В зеркале сатиры
Шрифт:
Получить новенький станок, известное дело, каждому лестно. Но копать яму? Избави бог!
Поковырял я немного землю, засунул туда обломок крепкого наждачного камня, закурил и стою, жду. Подгадываю момент, когда начальство в цехе появится. Дождался. Идет начальник цеха, а с ним сменный инженер и мастер. Схватил я пневматический бур, нащупал камень и нажал что есть силы. Искры, песок так и брызнули из-под бура.
Подходят ко мне командиры производства, останавливаются.
— Что здесь происходит? — спрашивает начальник цеха.
— Новый
— Не земля — кремень! — говорю я и жму на бур.
— Этак он у вас целую неделю ковыряться будет, — замечает начальник цеха. — Тут опытные землекопы нужны.
Сказано — сделано. Присылают мне сразу пятерых помощников. И они, шутя и играя, выкопали отличную яму.
Под моим неослабным руководством, конечно…
Если по-быстрому
Еще с вечера я решил: завтра на работу не пойду, займусь домашними делами. Да и, по правде сказать, хлопотная работа у нас, колхозных электриков. Одному что-то включи, другому выключи. Набегаешься за день — ноги гудят. Не пойду, решил я, устрою себе тайм-аут, как говорят по телевизору баскетбольные комментаторы. Но ведь и просто так не пойти нельзя, надо хоть людям на глаза показаться.
Встал я раненько утром и бегом в правление. Сосед из огорода кричит:
— Куда ты, Семен, спозаранку?
— Беда, — отвечаю ему, — перекидку через Волчью балку порвало!
А сам ходу, ходу… Делаю вид, что некогда мне тары-бары разводить. Таким вот быстрым аллюром вбегаю в правление. Тут, кажется, все уже в сборе: бригадиры, заведующие фермами, механики. Я осматриваюсь и про себя соображаю: кого нет? Так и есть: Дарья с самой дальней птицефермы не пришла, не любит она этих планерок…
— Дарью, — спрашиваю, — не видели?
— Нет, — отвечают. — А что случилось?
— Да рубильник у нее на ферме подгорел. Если увидите, скажите, что я к ней побежал.
— Топай, топай! — говорит председатель. — А если случится что, мы Саньку (мой сменщик) покличем, хоть и выходной у него сегодня.
— Спасибо! — кричу я с порога. И все бегом, бегом, чтобы видели правленцы. По нашей главной улице двигаюсь, потом в проулок сворачиваю да садами, огородами в свой двор.
И целый день лежу на печке. А проводка, всякие там рубильники, перекидки — с ними полный порядок. Электрифицировали наше хозяйство шефы. Сделали ребята все так надежно, что не подкопаешься!
ЛЮБОВЬ И РАСЧЕТ
Справедливости ради следует отметить, что отношения между Матреной Ивановной и Павлом Ивановичем вначале складывались превосходно. Павел Иванович на первых порах, ввиду совершенно уважительных обстоятельств, о которых речь пойдет ниже, обнаружил известную неприспособленность к жизни. Скажем больше: его положение было буквально жалким. Достаточно сказать, что Павел Иванович
При виде этой беспомощности и неспособности Павла Ивановича обслуживать даже незначительные практические нужды их совместного хозяйства сердце Матрены Ивановны отнюдь не ожесточилось, а наоборот, воспылало еще большей любовью. Она окружала ближайшего члена своей семьи неусыпной заботой.
Перечисление всех услуг, оказанных Матреной Ивановной, заняло бы целые тома. Когда Павел Иванович просыпался, она собственноручно облекала его в одежды; когда он бодрствовал, Матрена Ивановна старалась развлечь его разумными и интересными занятиями; когда ему угодно было снова очутиться в объятиях Морфея, Матрена Ивановна услаждала слух Павла Ивановича нежными песнопениями нравственно-успокоительного свойства.
Полное отсутствие меркантильных соображений — вот что характеризовало отношения Матрены Ивановны и Павла Ивановича. Когда он окреп, Матрена Ивановна стала давать ему отдельные поручения. И бывало часто, что, приобретя по просьбе Матрены Ивановны в кооперативной лавке килограмм пеклеванного хлеба или кусок хозяйственного мыла, Павел Иванович удерживал в свою пользу из отпущенных Матреной Ивановной средств некую сумму, чтобы лишний раз посетить кино. Когда же дело доходило до расчетов, Матрена Ивановна никогда не ставила эти траты ему в вину, находя их естественными и законными.
Матрена Ивановна предоставляла все жизненные блага — Павел Иванович охотно пользовался ими. Такой порядок он находил вполне приемлемым и ни разу не выражал своего неудовольствия. Наоборот, Павел Иванович на этом отрезке времени с жаром выказывал свою любовь к Матрене Ивановне.
Но вдруг все изменилось. Павел Иванович лишился покоя и почувствовал острую неудовлетворенность жизнью. Что же послужило тому причиной?
Здесь мы должны дать необходимые пояснения. Как, вероятно, уже догадался читатель, отношения, связывавшие Матрену Ивановну и Павла Ивановича, были отношениями матери и сына. И до тех пор, пока Павел Иванович был опекаем Матреной Ивановной, сын не имел никаких претензий к матери. Но стоило только ему оставить родительский кров и пуститься в самостоятельное плавание по бурному морю житейскому, как в душе сына зародилось чувство недовольства своей родительницей.
Матрена Ивановна напомнила однажды взрослому сыну, что ему полагалось бы помогать своей престарелой матери. Это напоминание Павел Иванович воспринял как оскорбление. Собралась мать провести остаток жизни в доме сына, но эта попытка привела Павла Ивановича в негодование, и он показал ей, как говорят, от ворот поворот.
В конце концов Матрена Ивановна вынуждена была, чтобы защитить свои права, обратиться к помощи закона. Народный суд решил удерживать с Павла Ивановича определенную сумму его заработка на содержание матери. Это взбесило сына окончательно.