В зеркале (сборник)

Шаламов Варлам Тихонович

КОНВОИР. Кто это?

ПЕРВЫЙ ШОФЕР. Богатыри нынешние. Видишь трех богатырей? (Показывает на картину.) Раньше вот такие были, а сейчас – такие. Богатыри. Хозяева нашей жизни и смерти.

КОНВОИР. Нет, в самом деле, кто?

ПЕРВЫЙ ШОФЕР. Райотдельщики магаданские. Маленький – это Фураев. Он давно уж здесь, на Колыме, а длинного вижу впервые.

НЕЗНАКОМЫЙ. Налей-ка, хозяйка, сто граммов, не больше. (Роется в кармане и протягивает ей деньги.)

Выдвигается

ОПЕРАТИВНИК, одетый точно так же, как и незнакомый человек, и стреляет в незнакомого человека в упор два раза из пистолета. Тот падает навзничь, сбивая со стойки посуду.

ОПЕРАТИВНИК. Два месяца ловил гада. Поймал все-таки.

Взволнованы все, кроме четырех заключенных.

АННА ИВАНОВНА. В больницу! Доктора! Петя!

ПРОРАБ. Не суйся ты не в свое дело.

АННА ИВАНОВНА (первому шоферу). Митя, беги сейчас в больницу. Тут лагерная больница близко. Зови скорей.

ПЕРВЫЙ ШОФЕР убегает.

ВТОРОЙ ШОФЕР. Что же ты, без предупреждения?

ОПЕРАТИВНИК. Он бы тебя предупредил. Приказ такой есть. (Становится на колени и распахивает полушубок раненого.)

Вываливаются обрез мелкокалиберной винтовки, несколько патронов, револьвер.

Он бы тебя предупредил. У нас игра такая – или я его, или он меня.

ВТОРОЙ ШОФЕР. Гляди-ка.

ОПЕРАТИВНИК. Вот тебе И «гляди-ка».

Вбегает ВРАЧ с чемоданом.

ВРАЧ. К печке его! Раздевайте его.

АННА ИВАНОВНА помогает раздеть раненого. Обнажается татуированный торс.

ПЕРВЫЙ ШОФЕР. ИШЬ, наколки-то. (Читает.) «Нет в жизни счастья».

Раненого переворачивают.

А здесь: «Как мало пройдено дорог, как много сделано ошибок».

Врач быстро и умело осматривает и ощупывает раненого.

ПРОРАБ. Есенин. Самый любимый поэт блатарей.

АННА ИВАНОВНА (мужу). Помоги же.

ВРАЧ. Мы и одни справимся. Держите руку, вот так. Два слепых огнестрельных ранения в живот. (Слушает сердце.) Жив еще. Тащите в больницу. Надежды немного, но все же.

ОПЕРАТИВНИК. Это я стрелял.

ВРАЧ. Пойдем, запишем там в историю болезни.

ОПЕРАТИВНИК. Сначала позвоню начальству, потом приду. Где телефон здесь?

ПЕРВЫЙ ШОФЕР. В конторе дорожной.

ПРОРАБ. Подождите. (Наклоняется к раненому.) Ты кто?

Все заинтересованно прислушиваются.

Ты

кто? Я тебя спрашиваю, кто? (Врачу.) Он может слышать меня?

ВРАЧ. Может.

ПРОРАБ. Ты кто?

НЕЗНАКОМЕЦ (глухо). Су-ка!

ВСЕ. Су-у-ка!

ПРОРАБ (восхищенно). Значит, не к нам. Это сука! А в нашем районе больница только для воров в законе. Сукам там не место. Их дорежут, только и всего.

ВРАЧ. Не слушайте его, несите в больницу. Ну, буфетчица, спасибо за помощь. Молодцом работала. Мне нужна сестра операционная в больнице. Должность вольнонаемная. Не пойдете из буфета? Подумайте.

АННА ИВАНОВНА. Я пошла бы, но я завтра уезжаю. В разведку. Бросаю это «золотое дно».

ВРАЧ. Ну что ж, прошу извинить. (Уходит.)

ОПЕРАТИВНИК. Меня бы спросили. Этот человек известен нам давно. Это Санька Карзубый.

ПЕРВЫЙ ШОФЕР. Из банды Ивана Грека?

ОПЕРАТИВНИК. Сам ты из банды Ивана Грека. Банда Ивана Грека – воры в законе. А это из сучьей банды Короля, из королевской банды.

ПЕРВЫЙ ШОФЕР. А то еще какие-то «Красные Шапочки» есть, «махновцы», «беспредельщики».

ОПЕРАТИВНИК. Есть всего понемножку. Так где, ты говорил, телефон?

Картина вторая

Больничная палата

Больничная палата. Ветхие одеяльца с вышивкой «ноги» покрывают полосатые грязные матрасы, набитые хвоей стланика. Простыней нет. На гвозде – грязный «расхожий» халат, который надевает сейчас в рукава ГРИША, санитар из больных. Коек двенадцать. Около крайней койки близ окна – врач. Пустой шприц, разбитые ампулы лежат прямо на одеяле той койки, перед которой стоит врач. Врач ищет пульс больного, проверяет пальцами рефлекс глаз и медленно закрывает его лицо одеялом. Пустые ампулы и шприц падают у койки, их подхватывает санитар Гриша.

ГРИША. Экзитус?

ВРАЧ. Экзитус, Гриша, экзитус. Архив номер три. Умер. Ну что ж. Огнестрельное ранение в живот. Пушкинская рана. И умер как Пушкин, потому что не было пенициллина. Пенициллина тогда еще не было, Гриша, вот почему Пушкин умер. В наше время никакому Дантесу не удалось бы… Флеминг, Гриша, тогда еще не родился. Ты знаешь, Гриша, кто такой Флеминг?

ГРИША. Нет.

ВРАЧ. Флеминг изобрел пенициллин. Ты знаешь, Гриша, что такое пенициллин?

ГРИША. Да.

ВРАЧ. А кто такой был Пушкин?

ГРИША. Вы все шутите, Сергей Григорьевич. Пушкин был писатель.

ВРАЧ. Вот-вот. Сочинитель. Сочинял стихи. Так кто же важнее для общества, для жизни – Пушкин или Флеминг?

ГРИША. Я не знаю, Сергей Григорьевич.

ВРАЧ. И я не знаю, но знаю, что, если бы был пенициллин, этот, с пушкинской раной, был бы жив. Кровь надо было еще перелить. Переливание крови спасло бы. Ну, с пушкинской раной поступили мы по правилам, по правилам столетней давности, Гриша. Через два часа – в морг.