В зоне тумана
Шрифт:
— Заряжен?
— Да, — коротко подтвердил он.
— Никогда не доставай пистолет, если не будешь стрелять, — менторским тоном продолжил я нравоучение.
— Достал — стреляй? — похвастался знанием расхожей фразочки Хлюпик.
— Можно и так сказать. Если ты просто праздно шатаешься с пушкой, то тебя запросто можно принять за бандита. А все, кто не свой, здесь чужие. И любой чужой с оружием в руке — это мишень. Понятно?
Хлюпик поразил меня лаконичностью и кивнул, не издав ни единого звука.
— Для других мишень —
Хлюпик завис на время, словно пытаясь понять, о ком речь. Но не знать этого он не мог. Чай, не первый день на долговской базе, а тут почти круглые сутки агитка изо всех матюгальников по кругу ездит. Вроде: «Вступайте в «Долг», братцы, и будет вам счастье».
— Нет, — проблеял он, сообразив наконец, что я имел в виду.
— Тогда засунь ствол поглубже и не нарывайся.
На посту дежурили малознакомые люди. Я молча кивнул, проходя мимо. Они даже не отреагировали. Вообще смотрели больше не на меня, а на Хлюпика. Оно и понятно — человек незнакомый, но весьма колоритный для местных реалий. Особенно в моей куртке, которая ему велика на два размера, если не больше.
От выхода я повернул направо. Хлюпик еще минуты две сопровождал меня в тишине, борясь с желанием заговорить. Наконец не выдержал.
— А мы куда?
Я остановился. Он стоял передо мной присмиревший, но не смирившийся. Он ждал от меня ответа и готов был спорить, а если надо, то и к черту меня послать. Решительный взгляд из тех, что ломают руки и рубят дрова, сверлил меня, все увеличивая обороты.
Чего это он? Ах да! Мы же опять повернули к кордону. И я ничего ему не объяснил.
— Очень любезно, что ты спросил, — ответил я. — А теперь слушай сюда. У меня никогда не было напарников, поэтому заниматься воспитанием я не умею и не буду. Все, что говорю, будешь запоминать с первого раза. Не запомнил — сам виноват. Дважды повторять не буду. Если что — по морде. И не говори, что не предупреждал. Это ясно?
Он кивнул.
— Хорошо. Дальше. С этого момента и на все наше дальнейшее общение запомни, как отче наш: пока мы в зоне, ты делаешь только то, что говорю я. Делаешь сразу, без вопросов, даже если тебе это покажется глупостью. — Я всверлился в него взглядом. — Если я сказал лежать, значит, ты ложишься. И плевать, что там лужа или насрал кто-то. Понял?
— Понял, — покорно согласился Хлюпик.
Я пристально посмотрел ему в глаза. На самом деле понял или говорит, чтоб от него отвязались?
— Если я чего-то не говорил, — продолжил я, — то ты этого не делаешь. Ни при каких обстоятельствах. Даже если тебе кажется, что так будет лучше.
Я вспомнил, как оставил его ждать у ангара, вспомнил пистолет на вытянутой руке и стрельбу по железным воротам.
— Исключение может быть только в том случае, если меня убьют. Вот тогда можешь делать все, что заблагорассудится. Это уже будет на твоей совести. Усек?
Он смотрел на меня напряженно, вслушивался в каждое слово. На вопрос покладисто закивал. Что-то он чересчур сговорчив.
— И еще, — подытожил я. — На дурацкие вопросы с этого момента я не отвечаю. Все, что тебе надо будет узнать, я тебе расскажу. Причем расскажу тогда, когда надо будет. Если я тебе чего-то не сказал, значит, тебе это знать не обязательно. Ясно?
— Ясно, — кивнул он.
— Прежде чем спросить, подумай. Потом еще подумай. А потом лучше промолчи. Доходчиво?
Он кивнул, соглашаясь со всем сразу. Видимо, понял. Уже легче.
— Так мы не домой? — радостно поинтересовался он.
— Нет, — пробурчал я. — Хотя лучше бы тебе именно туда и отправиться.
Глаза Хлюпика заблестели щенячьей преданностью. На лице была благодарность. Меня это злило. С таким же успехом можно радоваться и благодарить палача за то, что помог на эшафот подняться.
— Спасибо, — горячо выдохнул он.
— Не за что, — буркнул я.
— А куда мы идем? — беззаботно, как ни в чем не бывало, вопросил Хлюпик.
Я зло сплюнул, развернулся на каблуках и пошел прочь. Неисправимый балбес!
Здесь, в стороне от базы и от дороги, было тихо. Особенно сейчас. Ночью в зону редко кто лезет, да и на рассвете она мало кому нужна. Особенно в таких местах, где нечем поживиться. Только шелестели листвой, роняя корявые тени, редкие деревья.
В этой утренней тишине очень хорошо различался далекий перелай. Стая слепых собак была далеко. Нас они не видели, а если и заметили, то решили, видимо, пока не соваться. Я вытащил бинокль и пригляделся. Три, четыре… Пять собак. Они гоняли с холма на холм, бодро гавкая. Словно обычные, пущенные на волю дворняги.
Как же, обычные. Еще повезло, что чернобыльских псов среди них нет. Те поумнее слепых шавок и, видимо, имеют какую-то склонность к телепатии. Во всяком случае, своих тупых слепых собратьев они берут под контроль совершенно спокойно. Не знаю, чем это обосновано. Может, и в самом деле телепатические способности есть, а может, чернобыльские псы просто от природы более сильный вид. Хотя «от природы» в данной ситуации звучит не шибко убедительно. Версий много, правды, как и в любом другом случае, не знает никто.
Зону можно изучать бесконечно. Очкариков высоколобых, которые ее пытаются постичь, здесь вагон и маленькая тележка. А сколько их было… а сколько еще будет.
Я отпустил оптику. Бинокль повис на груди на ремешке. Хлюпик наблюдал за мной с интересом.
— Собак видишь? — спросил я.
— Вижу.
— Стреляй.
— То есть? — не понял он.
— Чего непонятно? Вон цель. Пять штук. Выбирай любую и стреляй.
Он посмотрел на меня так, словно я заставлял его стрелять по детям. Чуть попятился. Хотя пистолет, я заметил, уже был у него в руке.