В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
его, а историю его жизни. Он был старше меня несколькими годами, и о том, что
предшествовало до появления моего на свет, я слышала от его матери и от моей
бабушки, Марьи Григорьевны Буниной2.
Дед мой, Афанасий Иванович Бунин (которого я не помню), по словам
всех, знавших его, был честнейший, благороднейший человек, но, как по всему
кажется, не самой строгой нравственности. Жена же его, Марья Григорьевна,
урожденная Безобразова, была для своего века женщиной
потому что читала все, что было напечатано на русском языке, но другого
никакого она не знала. Она была необыкновенно умна, а подобной доброты,
кротости и терпения мне не удавалось встретить ни в ком другом. От одиннадцати
человек детей у них уцелели только четыре дочери: две самые старшие, Авдотья
Афанасьевна, замужем за Алымовым, бездетная, и Наталья Афанасьевна,
замужем за Вельяминовым, и потом две самые младшие: мать моя Варвара
Афанасьевна и Екатерина Афанасьевна. Между старшей сестрой и матерью моей
было 14 лет разницы; а Екатерина Афанасьевна была еще двумя годами моложе
моей матушки.
В царствование императрицы Екатерины II, когда были ведены Россией
такие счастливые войны против Турции3, мещане города Белева и многие
крестьяне, казенные и помещичьи, повадились ездить за нашею армией
маркитантами и торговали с большою выгодой. Один крестьянин села
Мишенского, находящегося в трех верстах от Белева, принадлежавшего деду
моему и где он преимущественно проживал с своим семейством, также собрался в
маркитанты и, пришед проститься с своим господином, спросил: "Батюшка,
Афанасий Иванович, какой мне привезть тебе гостинец, если посчастливится торг
мой?" Дедушка отвечал ему шутя: "Привези мне, брат, хорошенькую турчанку, --
видишь, жена моя совсем состарилась!" Но крестьянин не за шутку принял эти
слова. Он торговал очень счастливо и после первого взятия Бендер, кажется в
1774 году, возвратился и привез с собой двух турчанок, родных сестер: 16-ти
летнюю Сальху, уже вдову, -- муж ее был убит под стенами Бендер -- и 11-ти
летнюю Фатьму, которая скоро и умерла. Но Сальха, прекрасная, ловкая,
смиренная, добронравная, как ни горевала, но осталась покорна своей участи и
все надеялась, при размене пленных, возвратиться в отечество. Пленные были
возвращены, но о пленных женщинах никто не думал, и Сальха осталась, по
своим турецким понятиям, невольницею. Ее очень любило все семейство г.
Бунина. Она оставалась при маленьких дочерях его, Варваре и Екатерине
Афанасьевнах, которые учили ее говорить по-русски и читать, и под надзором
домоправительницы, у которой она научилась хозяйничать. Марья Григорьевна
не
большой гастроном: искусство, с каким Сальха приготовляла все домашние
запасы, а особливо ее молодость и красота обратили на себя внимание Афанасия
Ивановича. Сальха, как невольница, по своим магометанским понятиям,
покорилась ему во всем, но все так же была предана душою Марье Григорьевне,
которая, заметя связь мужа своего с турчанкою, не делала ему ни упреков, ни
выговоров, а только удалила от Сальхи дочерей своих. Между тем
домоправительница умерла, и Сальхе поручено было все хозяйство. Ей дана была
прислуга, и дедушка перешел с нею жить в особый флигель. У нее было трое
детей, которые все умирали. Она считала себя второю женою, но всегда
оставалась покорною первой жене, как госпоже своей, от которой не слыхала
никогда неприятного слова. Бабушка не винила ее, зная ее магометанские
понятия. Но Сальха, научившись читать, стала размышлять, как сама мне это
рассказывала. "Я думала, -- говорила она, -- что живу, как скотина, без всякой
религии; своей не знаю, будучи увезена так молода из отечества, а христианской
не хотела принять, в надежде, что когда-нибудь возвращусь домой. Теперь же,
когда всякая надежда на возвращение потеряна, буду изучать христианскую
религию и приму крещение".
Она усердно училась и потом крестилась. Во святом крещении она была
наречена Елизаветою, а по крестному отцу, дедушкиному управляющему,
отчество ее было Дементьевна. Тут только увидела она истинное свое положение.
Узнала о нем с неописанным горем, но не имела силы разорвать преступной
связи. Привязанность ее к Марье Григорьевне сделалась беспредельною; она
обожала ее терпение и ангельскую кротость. Елизавета Дементьевна жила во
флигеле, обедала в своей горнице и приходила к бабушке моей только за
приказанием. Она была опять беременна.
В это время было какое-то неудовольствие между нашим правительством
и китайским, и торг был прекращен. Чтобы уладить эти дела, был отправлен в
Кяхту директором таможни Дмитрий Иванович Алымов, муж старшей моей
тетки, Авдотьи Афанасьевны, которая боялась ехать одна в такой дальний, тогда
еще совсем дикий, край и на такое долгое время. Чиновников отправляли служить
в Сибирь не иначе как на шесть лет. Она выпросила у родителей меньшую свою
двенадцатилетнюю сестру, Екатерину Афанасьевну. Мать моя оставалась одна
дома, потому что Наталья Афанасьевна жила с мужем там, где он служил. У