В.А. Жуковский в воспоминаниях современников
Шрифт:
"Объяснения к письмам Жуковского" в наст. изд.).
24 Об этом же говорил и М. П. Погодин: "...все литераторы и не
литераторы носят его на руках... Всякому хочется видеть у себя и угостить
знаменитого гостя, воспитанника и певца Москвы" (Барсуков, кн. 6, с. 18).
25 В неопубликованном дневнике Жуковского об этом визите сообщено
лаконично: "15/27 февраля (1841). Поездка к Глинке с Дмитриевым" (ЦГАЛИ. Ф.
198. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 86).
26 Судьба
И. П. Липранди
И. Н. СКОБЕЛЕВ И В. А. ЖУКОВСКИЙ
В 1812 ГОДУ
Отрывок из воспоминаний
Ивана Никитича Скобелева я близко знал в 1806 и 1809 годах. Он был
тогда поручиком и полковым квартирмейстером 26 егерского полка. Шеф
последнего генерал-майор Иван Матвеевич Эриксон1 часто начальствовал
авангардом и отрядами, а я находился при нем и жил в общем с ним балагане.
Скобелев заведовал хозяйством шефа и по нескольку раз в день должен был
угощать Эриксона водкой, так как он пил немного, но очень часто, по обычаю
Финляндии, его родины. Водки он обыкновенно спрашивал у заведовавшего
хозяйством его и любимца своего (за необыкновенную подчиненность и
храбрость) Скобелева, и не иначе, как следующим образом: "Ну, козел! Пора
хлебнуть суппу" (супп по-шведски глоток, чарка водки). Как теперь вижу я Ивана
Никитича, как он с черными сухарями на жестяной тарелке в одной руке и в
другой с большою оплетенною фляжкою входит, согнувшись, в двери балагана.
Само собою разумеется, что после генерала все мы должны были хлебнуть, в
противном случае не дотронувшийся до рюмки непременно услышал бы: "Пей,
козел!" Кстати замечу, что все офицеры полка собирались к котлу генерала: это
был уже обычный порядок того времени.
Вскоре по окончании войны Эриксон умер. Полк ушел в Россию, а я
оставался в Новой Финляндии -- сначала в Торнео, потом на Аландских островах
и в Або, а наконец, с половины 1810 до начала 1812 года, в Вазе и часто в
Улеаборге и пр. Во все это время, а равно и в течение кампании этого года, до
Тарутина, я не слыхал о Скобелеве, тем более что 26 егерский полк не был в
составе главной армии, в которой находился я.
По обязанности обер-квартирмейстера 6-го корпуса (Дохтурова) я должен
был ездить каждый день, а иногда и по 2 раза, из Тарутина в Леташевку, где была
главная квартира фельдмаршала Кутузова. Однажды, получив приказание от К. Ф.
Толя и выезжая из этой маленькой деревушки, совершенно неожиданно встретил
я Скобелева.
Мы встретились как старые сослуживцы; я сошел с лошади, и мы вошли в
маркитантский
в отставку, поступил в штат петербургской полиции, где скоро ему наскучило, и
он взялся за старое; что третьего дня приехал он с фельдъегерем, имея письмо к
Кутузову от его супруги, который и оставил его при дежурстве, и что вчера он
назначен квартиргером главной квартиры. На замечание мое, что с фельдъегерем,
вероятно, он приехал налегке, он подтвердил это, присовокупив, что, к счастию,
напал на больного милиционера, у которого есть повозка в четыре лошади,
самовар и т. п., и прибавил: "Да и ему будет не худо, у квартиргера всегда какая-
либо избенка, лачуга или баня найдется и прикроет от мороза". Поговорив еще
немного, мы расстались.
После Бородинского сражения московское ополчение большею частью
было прикомандировано к корпусам, и преимущественно к 6-му; начальник же
ополчения граф Ираклий Иванович Марков помещался при главной квартире.
Почти всякий день он приезжал в Тарутино к Д. С. Дохтурову, где часто и
ночевывал. Из состоявших при нем лиц чаще других приезжали Кругликов,
Костромитинов и Караулов. После обеда они обыкновенно отправлялись к
адъютантам Дохтурова, которые почти все были москвичи (Римский-Корсаков,
Нелединский-Мелецкий, Шкурин, князь Вяземский, Новиков, Нащокин,
Мельгунов, H. M. Дохтуров -- племянник генерала и др.).
В один из моих приездов в Леташевку, выйдя из избы К. Ф. Толя вместе с
другими обер-квартирмейстерами, я встретил Д. Н. Бологовского, исправлявшего
должность начальника штаба 6-го корпуса; он попросил меня подождать его, пока
он зайдет к генералу Коновницыну, -- и тут же вошел в одну из изб, но тотчас
вернулся, узнав, что Коновницын поехал к кому-то обедать, версты за 3. Мы
пошли пешком с тем, чтобы сесть на лошадей за деревушкой. У ворот одной
избенки сидел кто-то в шинели, с красным шерстяным платком около шеи.
Бологовский и сидевший господин встретились, как близкие знакомые, самым
дружеским образом. Из разговора их мне нетрудно было угадать, что пред нами
"больной милиционер", о котором говорил Скобелев. Дмитрий Николаевич
выговаривал ему за то, что он ни разу не приехал в Тарутино; после некоторых
отговорок и ссылок на боль горла милиционер согласился ехать с нами. Пока он
вышел переодеваться и приказал оседлать лошадь, мы остались у ворот, но и
здесь я не спросил фамилии приглашенного. В Тарутине я подъехал к корпусному