Вагина. Новая история женской сексуальности
Шрифт:
Историк Гордон Тейлор исследует связи между женственностью и знанием: «Корень си появляется в огромном количестве слов от кипрского cowrie до cow (англ, «корова». — Прим, пер.); у корня сип две линии происхождения, одна связана с матерью, а другая — со знанием: Cynthia (Синтия — женское имя, одно из имен богини Артемиды. — Прим, пер.) и cunt, с одной стороны, и cunning (англ, «знание». — Прим, пер.) — с другой» [18].
В Индии имя богини Кунти Деви дает понять, что различные варианты слова cunt
Интересно, что многие слова, родственные cunt, изначально имели отношение к воде. Так, cundy означает «подземный водный канал», а менее приятное слово cuniculus, использовавшееся еще древними римлянами для наименования дренажной системы, означает «проход» (cunnilingus, или «облизывание вагины», разумеется, также имеет отношение к сипі). На санскрите cushi/kunthi означало и «канава», и «вагина». Однако в нашем сленге почти не сохранилось отголосков нейтральных и положительных значений cunt. Даже в греческом и латыни слова, связанные с вагиной, имели вполне нейтральное значение: «вульва» — это «форма», «вагина» — «оболочка», английское слово labia (половые губы. — Прим, пер.) — на латыни «губы» (правда, латинское слово pudendum означало как «наружные половые органы», так и «стыд»). Явное презрение и отвращение не сопутствовали словам, обозначавшим вагину, до викторианской эпохи. Только тогда они стали ассоциироваться с чем-то «самым ужасным». Негативные, как и позитивные наименования вагины существовали всегда, но ничего отвратительного в языковом обозначении женских половых органов не было.
Многих из нас начинает буквально трясти от этой постоянно встречающейся в современном языке связи между cunt и отвращением, глупостью, ненавистью или от того, что женщин называют «дырками». Нам постоянно советуют не обращать внимания на такие унизительные обращения, но мы физически не можем не переживать из-за этого, ведь такие слова несут в себе угрозу и могут довести наши организмы до «мультисистемной дерегуляции».
Я сама испытала на себе, какое мощное воздействие слова, обозначающие вагину, могут оказывать на женский мозг. Эта книга уже была одобрена издателем, и я пребывала в состоянии эйфории, предвкушая будущую работу. Но в то же время я была обеспокоена тем, что мне предстоит взяться за столь табуированную тему. И тут мой друг, назовем его Алан, — бизнесмен со своеобразным чувством юмора — предложил организовать вечеринку в честь моей книги. Вечеринка стала предметом обсуждения в кругу его друзей как нечто двусмысленное, с подвохом.
Алан сказал мне, что собирается устроить кулинарный вечер, на котором гости смогут приготовить пасту в форме вагины. Я ответила, что это забавно, отличная идея, дань теме книги и уж в любом случае в этом нет ничего ужасного, хотя я сама выбрала бы другую тематику для кулинарной вечеринки.
Когда я пришла на вечеринку, наверху, где была кухня, царило оживление. Алан был там, в окружении толпы гостей. Я подошла к ним с некоторым волнением.
По пути я прошла мимо стола, где собрались те, кто делал пасту. Группа людей стояла вокруг одного из кулинаров, лепившего вручную небольшие вагины. Фигурки были вполне милы, очень похожи на настоящие. Маленькие пасты отражали опыт каждого человека (или его тела), демонстрируя нам его интерпретацию. Это было данью уважения и даже подарком от мужчин и от женщин. Блюда с пастой на столе показались мне приготовленными с любовью: похожие на цветы или перья, рифленые или расходящиеся веером, все фигурки были выполнены с мелкими деталями и отличались друг от друга — очаровательные произведения на расписанных вручную итальянских керамических тарелках.
Алан подошел ко мне. «Я называю их “кантини” (cuntini, от англ. cunt. — Прим, пер.)», — улыбнулся он, и мое сердце сжалось. На лицах многих из присутствовавших женщин появилось напряжение. Лица мужчин, до этого открытые и даже излучавшие нежность, стали вдруг бесстрастными. Что-то милое и новое, что только что начало происходить, вдруг исчезло.
Я услышала шипящий звук, осмотрела кухню: он исходил от нескольких десятков огромных колбасок, шипевших на железных сковородках на крупной промышленной плите. Тут я поняла: ага, колбаски должны подаваться к кантини, и почувствовала, что энергетика смешанной толпы гостей стала противоречивой. В комнате повисло напряжение, с которым я уже была знакома по ситуациям, когда женщины чувствовали себя униженными, но все ожидали от них, что они стерпят это и продемонстрируют чувство юмора. Мое сердце еще больше сжалось.
Наконец, кто-то обратил мое внимание на последний пункт предложенного меню вечера. На заднем плане на другом блюде лежали несколько огромных кусков филе лосося. И снова я поняла. До меня дошел смысл шутки. Женщины воняют. Воняют рыбой. Я покраснела с ощущением отчаяния — это был, конечно же, психологический удар из-за того, что мой друг решил, будто это будет забавно, но я ощутила его и на физическом уровне.
Но и это было не самое интересное из связанного с тем вечером. Я смогла бы пережить неудачную шутку, если бы она оказалась единственной неприятностью. Однако удивительнее всего было то, что после вечеринки с кантини я полгода не могла написать ни слова для будущей книги, а ведь никогда раньше не страдала от писательского ступора. Я чувствовала — и на творческом, и на физическом уровне, — что была наказана за вторжение туда, куда женщины вторгаться не должны.
Теперь, когда я знаю о связи вербальных или визуальных оскорблений с физиологическими последствиями, я понимаю, почему не могла набрать ни одной буквы. Но тогда я не понимала, что со мной происходит.
Стремление «поставить женщину на место», выбрав в качестве мишени ее вагину, по-прежнему свойственно мужчинам как в странах развивающейся демократии, так и на «продвинутом» Западе. В Египте, бывшем некогда частью Британской империи, женский протест сыграл важную роль в «арабской весне» и восстании на площади Тахрир в 2011–2012 гг., и теперь этих «непокорных» женщин государство заставляет пройти доскональное обследование половых органов.
Двадцатипятилетняя египтянка Самира Ибрагим подала в 2011 г. в суд на военных, утверждая, что, когда ее арестовали на площади Тахрир во время акции протеста, ее заставили против воли пройти гинекологический осмотр. Правозащитники сообщают, что это системное явление: многие протестующие женщины подтверждают, что подверглись насильственному вагинальному «осмотру» под давлением со стороны египетских военных, взявших женщин под стражу. Ибрагим разместила рассказ о своих мучениях на YouTube, описав, как ее и других участниц протестов избили, оглушили током и обвинили в занятии проституцией (отголоски британских законов об инфекционных болезнях 1864–1866 гг.), а затем принудили пройти обследование — «тест на девственность», который проводил солдат в армейской одежде в присутствии десятков посторонних людей. «Мы не хотели, чтобы они заявили, будто мы подвергли их сексуальному насилию или похитили, мы хотели проверить в первую очередь девственницы ли они», — объяснил источник в вооруженных силах на новостном сайте «Аль-Джазира». «Когда я вышла оттуда, я была уничтожена физически, умственно и эмоционально», — рассказала Ибрагим [20].
Могло ли именно это быть целью военных, если учесть сложность функционирования вегетативной нервной системы у женщин и связь между вагиной и мозгом, между эмоциональными сексуальными травмами и физическими последствиями стресса? Надо ли рассматривать это не как случайную жестокость, а как средство подавления революции «в зародыше», как попытку вмешаться в сложный процесс зарождения протестных настроений?
На Западе, где насильственные сексуальные «осмотры» запрещены законом, женщины, выражающие свой протест, сталкиваются с угрозами по отношению к вагине и с вербальным насилием. (Впрочем, Соединенные Штаты, вероятно, движутся в направлении узаконивания физической агрессии со стороны государства по отношению к женщинам путем вторжения в вагину: недавно несколько штатов предложили узаконить обязательное трансвагинальное УЗИ, если женщина рассматривает возможность аборта.)