Шрифт:
Однажды вечеромъ я, въ сопровожденіи одного моего Гейдельбергскаго пріятеля, отправился въ Манитеймъ, съ цлью послушать нкое шаривари, — или, быть можетъ, оперу, (я хорошенько не знаю, что это такое). Оно называется «Лоэнгринъ». Такого стука и шума, свиста и скрипа я до тхъ поръ еще никогда не слыхивалъ. Все это, взятое вмст, возбудило во мн такую же невыносимо-ноющую боль, какую я испытывалъ при пломбированіи зубовъ у дантиста. Я, правда, вытерплъ до конца вс 4 часа, какъ къ тому вынудили меня особыя обстоятельства, но за то воспоминаніе объ этомъ безпредльно-длинномъ, безжалостномъ мученіи никогда не умретъ въ душ моей. Страданія усугублялись еще тмъ, что я долженъ былъ переносить ихъ молча и не двигаясь съ мста. Запертый въ сообществ 8 или 10 незнакомыхъ мн лицъ обоего пола въ какое-то огороженное пространство, я, разумется, прилагалъ всевозможныя усилія, чтобы
Во время получасового антракта, посл перваго дйствія, я могъ бы выйти и немножко отдохнуть, но не ршился на это, опасаясь, что въ такомъ случа въ глазахъ моего пріятеля наврное окажусь дезертиромъ. А когда затмъ около девяти часовъ наступилъ второй антрактъ, я переиспыталъ такъ много, что былъ не въ силахъ подняться. Моимъ единственнымъ желаніемъ было то, чтобы мн дали спокойно умереть.
Я не берусь утверждать, что и остальные слушатели раздляли мои чувства, — о, нтъ, — этого отнюдь не замчалось.
Обладали-ли они прирожденной любовью ко всякому шуму, или, быть можетъ, съ теченіемъ времени научились находить въ немъ удовольствіе, этого я не знаю, — но, во всякомъ случа, не подлежало ни малйшему сомннію, что весь этотъ гамъ имъ очень нравится. Въ т минуты, когда грохотъ достигалъ своего апогея, они сидли съ очарованными блаженными лицами, подобно котамъ, которымъ гладятъ спину; когда же занавсъ упалъ, то вся масса зрителей поднялась съ своихъ мстъ, какъ одинъ человкъ, и въ воздух, подъ громъ рукоплесканій, замелькали, въ вид снжной метели, носовые платки. Чмъ именно они восхищались, было выше моего пониманія. Надо замтить, что ложи и партеръ были до конца также полны, какъ и въ начал; не считая возможнымъ допустить, чтобы вс эти люди поголовно оставались здсь по чьему-либо принужденію, оставалось заключить одно, что имъ это нравилось.
Что касается самой пьесы, то она отличалась роскошью костюмовъ и постановки, но въ ней было удивительно мало дйствія. Т. е., по правд говоря, дйствія и вовсе никакого не было, хотя говорилось очень много о разныхъ происшествіяхъ и при томъ всегда въ необычайно приподнятомъ тон. Пожалуй, это можно бы было назвать драматизированнымъ разсказомъ. Каждый изъ исполнителей являлся и разсказывалъ публик о какой-нибудь приключившейся съ нимъ оказіи или непріятности, но продлывалъ это не спокойно и разсудительно, а напротивъ, съ крикомъ и шумомъ, съ оскорбительной и крайне разнузданной жестикуляціей. Я тогда же обратилъ вниманіе, что теноръ и сопрано совсмъ рдко приближались, по заведенному обычаю, къ рамп, съ цлью соединенными усиліями и голосами вывести замысловатую трель, протягивая при этомъ другъ къ другу руки, оттягивая ихъ тотчасъ же назадъ, прижимая къ сердцу сначала правую, а потомъ лвую руку и во все это время покачиваясь изъ стороны въ сторону. Нтъ, напротивъ, тутъ каждый шумлъ на собственный рискъ и страхъ; одинъ за другимъ они являлись и выкрикивали свои многообразныя жалобы подъ аккомпанементъ всего громаднаго оркестра. По прошествіи достаточнаго времени, когда уже возможно было надяться, что, наконецъ-то, они кое-какъ между собою столковались и сейчасъ перестанутъ такъ неистово скандальничать, на сцену вдругъ ворвался грандіозный хоръ, сплошь составленный изъ бсноватыхъ, и тогда, въ теченіе двухъ-трехъ минуть, мн пришлось еще разъ пережить т мученія, которыя я уже испыталъ однажды во время пожара убжища для умалишенныхъ въ NoNo.
Эта продолжительная и съ величайшей точностью воспроизведенная симуляція жесточайшихъ адскихъ мученій была только однажды прервана намекомъ на примиреніе съ небомъ и на блаженный покой, а именно въ третьемъ акт, когда на сцену выступило великолпное торжественное шествіе подъ звуки свадебнаго марша. Вотъ это было музыкой для моего профанскаго уха, божественной музыкой. Пока успокоительный бальзамъ чудныхъ звуковъ вливался въ мою растерзанную душу, я былъ почти готовъ вновь пережить вс испытанныя страданія съ тмъ, чтобы вслдъ за ними еще разъ пережить и это сладкое воскрешеніе. К тогда только я понялъ, съ какою хитростью разсчитано впечатлніе, которое должно производить эта опера на публику. Она возбуждаетъ такое множество самыхъ ужасныхъ страданій, что нсколько свтлыхъ минутъ, разсянныхъ между ними, вслдствіе контраста, кажутся невыразимо прекрасными.
Ничего не любятъ нмцы съ большей сердечностью, какъ оперу. Они дошли до этого посредствомъ привычки и воспитанія. И мы — американцы, безъ сомннія, могли бы въ одинъ прекрасный день восчувствовать такую же любовь. Но до сихъ поръ изъ числа пятидесяти постителей оперы разв только одинъ дйствительно наслаждается ею; изъ остальныхъ же 49-ти нкоторые идутъ туда, какъ мн думается, лишь потому, что хотятъ привыкнуть къ музык, а другіе лишь для того, чтобы имть возможность, съ видомъ знатока, говорить о ней.
Послдніе, въ то время какъ на сцен поютъ, имютъ обыкновеніе мычать себ подъ носъ ту же самую мелодію, съ цлью показать сосдямъ, что они уже не въ первый разъ слушаютъ эту оперу. Собственно ихъ за это слдовало бы вшать.
Оставаться 3–4 часа на одномъ мст не шутка; а между тмъ нкоторыя изъ Вагнеровскихъ оперъ посягаютъ на барабанную перепонку слушателей шесть часовъ подрядъ. И люди сидятъ тамъ, радуются и алчутъ, чтобы это продолжалось еще дольше. Однажды нкая нмецкая дама изъ Мюнхена говорила мн, что, при первомъ слушаніи, Вагнеръ никому не нравится, что необходимо сначала полюбитъ его, и что на это существуетъ формальный искусъ, продлавъ который, можно вполн разсчитывать на достойную награду: только научившись любить эту музыку, начинаешь чувствовать такую въ ней потребность, которая никогдане можетъ быть вполн удовлетворена: и тогда, шесть часовъ Вагнера — сущая бездлица. Этотъ композиторъ, — говорила дама, — произвелъ въ музык полный переворотъ, онъ похоронилъ всхъ прежнихъ композиторовъ одного за другимъ; по ея убжденію, разница между операми Вагнера и всякими другими заключается, главнымъ образомъ, въ томъ, что у Вагнера не проскальзываютъ тамъ и сямъ разрозненныя мелодіи, а вс оперы, съ перваго же звука, заключаютъ въ себ одну нераздльную мелодію. Я былъ, крайне удивленъ этимъ и возразилъ, что прослушалъ одно изъ его произведеній, но, кром свадебнаго марша, музыки въ немъ не замтилъ. На это она мн посовтовала прослушать «Лоэнгрина» еще нсколько разъ подъ-рядъ, и тогда, съ теченіемъ времени, я, наврное, уловлю эту безконечную мелодію. У меня чуть было не сорвался съ языка вопросъ, возьмется-ли она убдить человка въ теченіе нсколькихъ лтъ упражняться въ пересиливаніи зубной боли съ тмъ, чтобы въ конц концовъ найти въ этой боли наслажденіе, но я воздержался отъ этого замчанія…
Дама говорила также о первомъ тенор, котораго она слышала въ предшествующій вечеръ въ одной изъ Вагнеровскихъ оперъ. Она расточала ему похвалы, превозносила его давно установившуюся славу и перечисляла многочисленныя награды, которыхъ онъ удостоился при всхъ почти княжескихъ дворахъ Германіи. Это меня вновь поразило. Я присутствовалъ на этомъ представленіи (точне говоря: меня замщалъ мой товарищъ по путешествію) и имлъ самыя точныя свднія. Поэтому я возразилъ:
— Но, сударыня! Мой замститель убдился собственными ушами, что вашъ теноръ не поетъ, а только визжитъ и воетъ, какъ гіена.
— Это правда, — согласилась она, — теперь онъ уже больше не можетъ пть: нсколько лтъ тому назадъ у него окончательно пропалъ голосъ, но прежде онъ плъ божественно!.. Поэтому и до сихъ поръ, каждый разъ, когда онъ выступаетъ, театръ едва вмщаетъ всхъ желающихъ его послушать. Да, да! клянусь вамъ, голосъ его звучалъ великолпно въ прежнее время! Это открыло мн симатичную характерную черту нмцевъ, заслуживающую общаго признанія. По ту сторону океана мы далеко не такъ великодушны. Если у насъ пвецъ потерялъ голосъ или у танцора ампутировали об ноги, то уже и тотъ, ни другой не могутъ боле разсчитывать на признательность публики. Между тмъ нмцы, по моимъ тщательнымъ наблюденіямъ (я былъ въ опер три раза: разъ въ Ганновер, разъ въ Маннгейм и разъ въ Мюнхен, гд меня замщалъ мой товарищъ), съ наибольшимъ восторгомъ слушаютъ тхъ именно пвцовъ, которые уже не могутъ пть.
Я отнюдь не преувеличиваю. Въ Гейдельберг весь городъ уже за недлю впередъ восторгался толстымъ теноромъ, который плъ тогда въ Маннгейм. А между тмъ звуки его голоса были весьма подозрительны, нчто въ род тхъ, какіе получаются, когда кто-нибудь начинаетъ водить гвоздемъ по оконному стему. Гейдельбергцы отлично знали это, но въ прежнія времена, говорили они, онъ плъ такъ божественно, какъ никто! Тоже самое было и въ Ганновер. Господинъ, съ которымъ я былъ тамъ, въ опер, положительно сіялъ отъ восторга.