Валюторея. Повесть-провокация

Ефанов Станислав

Утекло.

Рассчитывать не на что. Максимум – место тренера в детской спортивной школе при стадионе. И Степанов становится тренером, но через неделю Рита застаёт мужа дома таким пьяным, точно он опустошил винно-водочный отдел ближайшего продмага и дозаправился в ларьке у дома.

Степанов признаётся, что не может работать с детьми. Рите можно не объяснять.

Она понимает. Степанов и не объясняет. Он плачет. Какая слабость – смачивать слезами плечо Ритиной блузки производства местной текстильной фабрики. Но да, он плачет. Чёрт бы его побрал, но злится на себя и плачет. Злится той злобой, от которой трясутся руки и хочется рвать на себе ещё не начавшие серебриться волосы и орать. Орать не своим голосом, до сипоты, до издыхания. И Рита обнимает его, гладит волшебными пальчиками стальные от многолетних тренировок плечи и ещё не начавшие серебриться волосы. Она с ним.

А ребёночка – ребёночка ведь и усыновить можно. Сколько их вон, брошенных отцом-матерью по приютам. Но Степанов шарахается от жены: это что ж я, не мужик что ли? Дитя сделать не смогу? Это всё химия. Залечили, эскулапы. Но ничего, восстановится отравленный организм, вот увидишь. Потребуется время, но выйдет из него весь яд. Это всё химия. Она, проклятая. Затравили организм. Ему надо помочь немного.

И Степанов начинает помогать. По-своему, в своём понимании, но начинает. Пристрастие к спиртному, в котором он однажды нашёл спасние, набирает силу, и вот уже второй раз Рита застаёт мужа пьяным.

– О-о-о! Рит! Садись. Бум? – спрашивает он, воздевая стакан и выплёскивая жидкость на рыжий линолеум кухни.

Степанов катится по наклонной, как выскочивший из рук мяч по лестнице. Догнать его – куда там. Оставшись без работы тренером, он едва устроился на вокзал кем-то, а кем именно, Рита и сама не знает. Грузчиком? Обходчиком? Дворником? Вряд ли ему доверят что поответственней, с его-то новым пристрастием.

Денег становится меньше. Из дома исчезают вещи. За неполный год в квартире Степановых из мебели

остаётся только жёсткий диван, кресло, телевизор и ещё кое-что по мелочи. Даже книжные полки со стен – и те пропадают, оставив после себя не выцветшие прямоугольники на обоях.

А книжные эти полки были ох как дороги Рите. Она свою библиотеку собирала много лет, ещё до замужества. Работа билетным кассиром с избытком оставляла свободного времени на рабочем месте, и Рита проводила его в обществе книг. Она настолько увлеклась чтением, что новую книгу открывала чуть ли не каждые два дня. Не скучать же ей в своей каморке, глядя сквозь крохотное окошко наружу. К тому же коротать рабочую смену стало скучно: хохотушка Тамара вскоре после Риты тоже вышла замуж, но в отличие от неё, родила здоровую двойню и ушла в декрет.

На место весёлой Тамары пришла угрюмая пенсионерка с настолько плотно сжатыми губами, точно их прострочили оверлочным швом. Новая напарница много хмурилась, ругала всё вокруг и совсем не радовалась жизни, так что Рита старалась лишний раз с ней не заговаривать.

Да и сама Рита понемногу забывала о житейских радостях. Серела в своей кассирской каморке, как увядший цветок – маргаритка какая-нибудь. Блестящий самовар куда-то запропастился, фруктов и шоколада больше никто не приносил, да и неинтересно было пить чай с недовольной пенсионеркой. Спасали книги. А когда книг дома не осталось, Рита повторно записалась в библиотеку и заглядывала туда чуть ли не ежедневно, чтобы найти в книге то же утешение, какое находил её муж на дне бутылки.

Время перелистывало страницы Ритиной жизни, как перекидной календарь с тусклыми картинками на стене каморки. Шли недели и месяцы, и к тому моменту, когда Кашкин с беременной женой въезжал в новую квартиру, и не квартиру даже, а так – сами знаете что, за дверью напротив подходило к концу превращение Анатолия Степанова в пьяницу Толяна, а улыбчивая цветущая Рита становилась посеревшей остывшей Марго.

Конец ознакомительного фрагмента.