Вампир демону не эльф
Шрифт:
– Ее драгоценный папочка, который сейчас прибудет, – барон Фархий. А меня в детстве, когда родители еще живы были, его именем пугали…
Инкуб замер, не отрывая потрясенного взгляда от Казмера, но понять, говорит ли тот серьезно или просто пошутил, так и не смог. А в следующий миг порыв ветра задергал шторы, чуть не сорвал стяги на стенах, едва не загасил свечи…
Летучие мыши одна за другой проскальзывали в залу и падали на пол, принимая человеческий облик.
Призрак, стоящий на верхней ступени лестницы, легким облаком пронесся на первый этаж, остановился перед одним из прибывших и склонился
– Ваша милость, я счастлив вас приветствовать в замке Хэнедоара.
Видимо, это и был барон Фархий со свитой. Сопровождающие его вампиры рассредоточились по холлу, и у инкуба создалось впечатление, что все они точно знали, куда им встать, какое место занять и что будет дальше.
Барон Фархий медленно кивнул:
– Гости еще не прибыли?
Сказать, что Миар чувствовал себя неуютно, значит не сказать ничего. Сейчас инкубу больше всего хотелось прикинуться ветошью и не отсвечивать. Парень вжался спиной в ближайшую стену, искренне надеясь, что его никто не заметит, но, к своему ужасу, он уже несколько раз ловил на себе оценивающие взгляды. Так можно присматриваться к бифштексу, размышляя, будет ли он вкусным или стоит выкинуть его на помойку. И от равнодушия этих взглядов становилось только страшнее…
Впрочем, когда кто-то из прибывших смерил Миара долгим взглядом и демонстративно облизнулся, рядом с инкубом мгновенно оказался Лайош:
– Пасть закрыл, комар-переросток, это личный гость графа.
Инкуб думал, что мальчишку просто разорвут на части, но зарвавшийся посетитель лишь нервно дернул плечом и отвернулся. А младший Шабо подмигнул инкубу:
– Не обращай внимания, мне можно, я псих. В детстве котлом по голове ударило. И прекрати шарахаться. Не съедят.
Как ни странно, но после этих коротких слов сноходцу действительно стало спокойнее.
Призрак бросил короткий взгляд на настенные часы:
– Еще десять минут, ваша милость. Господин граф сейчас в кабинете, занят…
Губы прибывшего тронула легкая улыбка.
– Думаю, не стоит его беспокоить. Я и сам смогу побыть распорядителем нынешнего торжества и думаю, Иштван не будет против.
На вид новому гостю было около сорока лет, а значит, к его возрасту можно было спокойно приписать лишний ноль. В черных волосах уже появились первые нити седины, а гранат в перстне на среднем пальце коварно подмигивал алым.
– Как вам угодно, ваша милость, – кивнул призрак. – Казмер, Лайош! Принесите кресло господину барону!
Судя по грохоту, раздавшемуся через несколько минут, братья Шабо выкапывали это самое кресло из-под каменных завалов.
Пусть Миар и боялся до дрожи в коленях, но любопытство пересиливало всякий страх. Он должен, должен был узнать, что здесь происходит, при чем здесь эльфы и о каком торжестве говорили вампиры. Да еще и у входа в боковой коридор замерла, насмешливым взглядом окидывая холл, такая красивая девушка… Покинуть залу инкуб не мог при всем своем желании.
Меж тем часы мерно отсчитали полночь, пробив тринадцать раз, на миг в зале повисла тишина, а вслед за тем в ворота замка постучали. Грохот разнесся по холлу, и вампиры, замершие вдоль стен, вытянулись во фрунт, глаза неумерших вспыхнули алым пламенем… Сидевший в удобном
– Открой, Брайн.
Двери распахнулись…
На пороге столпились эльфы. Такого количества остроухих инкуб еще не видел никогда. Впереди стояла, высоко задрав подбородок, золотоволосая эльфийка по человеческим меркам лет сорока на вид, а за ее спиной – с полсотни эльфов, вооруженных серебряными мечами.
– Дама Сильвия, какая встреча! – сладко мурлыкнул вампир, не пытаясь, впрочем, встать с кресла. Он даже на спинку откинулся и ногу на ногу закинул.
– Я бы попросила без фамильярностей, барон! – отрезала эльфийка, меряя сидящего презрительным взглядом.
– Почему нет? Мы знакомы уже более пятнадцати лет, и я полагаю, что могу позволить себе…
– Вы не можете позволить себе по отношению ко мне ничего такого, что я бы вам ни разрешила!
– Тогда, может, нам стоит познакомиться поближе? – В черных глазах барона запрыгали искорки смеха. – Уверен, вы оцените меня по достоинству и разрешите очень многое…
По рядам неподвижно замерших вампиров прокатился смешок. Кажется, запланированная беседа пошла не так, как хотелось: эльфийка поперхнулась воздухом:
– Да как… как вы смеете?! Да я…
Вампир молча прослушал вспышку гнева и флегматично поинтересовался:
– Это все, что вы хотите мне сказать?!
– Вам – да! Но это дом моего зятя! И я хочу видеть его, чтоб сказать ему…
– Как и каждый год, в Равноночие, – скучающе продолжил барон, – сообщить Иштвану-Луиму-Руану иль Сангра-и-Микелта, что он негодяй и аморальный тип, что он погубил вашу дочь, что так не может продолжаться и вы обязательно дождетесь того Равноночия, когда здесь не будет меня с моим быдлом… прошу прощения, ошибся, неточная циатата: не будет меня и моего быдла, и покажете этому кровососу проклятому, где раки зимуют… Я ничего не пропустил?
– Вы негодяй и подлец! – рявкнула дама Сильвия и, развернувшись на каблуках, скомандовала: – Мальчики, за мной! Вернемся через год.
Дверь захлопнулась, и барон устало оперся рукой о подлокотник:
– Дура баба…
Граф де Хэнедоара действительно был занят. После столь четкого предсказания мир словно рухнул. Одно дело – увидеть браслет, пусть даже и невредимый, и совсем другое – получить четкий и однозначный ответ. Получить от того, кто никогда не врал и не ошибался – уж вампир-то слышал о сумасшедшей гадалке, но зайти к ней за все эти годы так и не решился. Потому что знал, что ответ будет только один: «Мертва!» Выходит, ошибался.
Последние слова Айши Кел-ле отзвучали, и гости как-то все потихоньку разбежались: Рэан отправился проводить сестру, демон пробурчал, что пойдет проверит кладовку, правда, что он там рассчитывал найти после братьев Шабо, неизвестно, а сыщик и вовсе пропал из комнаты столь незаметно, словно и не было его вовсе. В кабинете остались лишь граф де Хэнедоара и Адальберт Крей.
Некоторое время в комнате царило молчание. Вампир бездумно крутил на запястье браслет: пальцы вновь и вновь находили знакомые руны… Крей молчал, не решаясь прервать тишину… И лишь когда понял, что дальше продолжаться не может, заговорил: