Вампиррова победа
Шрифт:
Ничего.
Он прислушался.
Полная тишина.
Он снова нажал на кнопку. Раз, другой, третий.
Ага!
Внезапно загорелся свет. И тут же лифт завибрировал; где-то над ним, зажужжав, ожил привод электромотора.
Только лифт пошел вниз. Не вверх.
Дэвид пожал плечами. Ну и черт с ним, остается только расслабиться и насладиться поездкой.
Лифт прошел с жужжанием этаж, другой. Зевнув, Дэвид прислонился спиной к сосновой обшивке лифта, ожидая, когда кабина остановится. Тогда он сможет нажать кнопку с цифрой "5" и попытаться вернуться на свой этаж. Он готов был уже рухнуть
Лифт с глухим стуком остановился. Двери разъехались.
Дэвид изумленно уставился перед собой.
Он ожидал увидеть вестибюль гостиницы со стойкой-портье под лестницей, откуда ему улыбнулась бы Электра.
Вместо этого перед ним была лишь тьма.
Он сморгнул. Потом проверил, на какую кнопку нажал. На кнопке внизу панели красовалась буква "П".
О черт, ты же нажал «подвал», идиот.
Он нажал кнопку "5".
И слегка покачивая сумкой в руке, стал ждать, чтобы двери закрылись.
Древний механизм лифта явно никуда не торопился.
Дэвид поймал себя на том, что всматривается в полутемный подвал со штабелем черных пластмассовых ящиков у дальней побеленной стены. Во мраке за ящиками маячили какие-то неопределенные силуэты. И эти силуэты горбились, наводя на мысль о том, что неизвестные стоят и наблюдают за ним.
— Давай же, лифт.
Его голос прозвучал довольно беспечно.
И все же было что-то не слишком приятное в этом плотном коме тьмы за краем небольшого полукруга света, отбрасываемого лампочкой в лифте. Темнота казалась почти вещественной. Проникший в кабину сквозняк ужалил холодом. И пахнуло от него чем-то неприятным: вместе с ним в кабину просочился влажный органический запах с намеком на тление.
Вернулось странное беспокойство. Это было то же самое ощущение тревоги, которое он испытал, когда заглядывал утром в водосток посреди улицы, и вспомнил, как в шесть лет увидел, чтo там внизу качаются белые футбольные мячи. И это ощущение тревоги, спасибо дяде с его прогулкой в пещеру за домом, только усилилось.
— Давай же, хватит с меня темных подземелий, — нарочито весело пробормотал он себе под нос, но, по правде говоря, ему не нравилось в подвале. Слишком легко что-то или кто-то могло выскочить из темноты и забежать в лифт.
Но что, скажи на милость, тут может быть, раздраженно спросил он свое разыгравшееся дурацкое воображение. Это же подвал гостиницы, а не замка Франкенштейн. Там у стены — пустые ящики, бочки из-под пива, сломанная мебель, а не саблезубые монстры или жадные до кишок вурдалаки. Передернув плечами, он попытался стряхнуть холодный страх, забравшийся к нему на спину; и все равно принялся раз за разом вдавливать кнопку лифта.
— Давай же. Пора отвезти папочку домой, малыш.
Наконец двери закрылись.
Облегчение, какое он испытал, было абсурдно огромным. Секунду спустя лифт с лязгом начал подниматься назад на пятый этаж.
Вот вам. Не достали меня на сей раз, ублюдки.
Он улыбнулся про себя. И попытался позабыть о дрожи, пробежавшей у него по хребту.
2
В кузове ныли придурки: им хотелось в Йорк, им хотелось своей доли денег, им хотелось надраться, им хотелось потрахаться... того-сего, того-сего... одна и та же ерунда.
Джек Блэк отключился. Теперь, когда они открывали рты, он не слышал голосов, но тем не менее улавливал гул недовольства в их головах. Всю свою жизнь он слышал не только то, что люди говорят вслух, но и то, что они произносят про себя.
И все это была херня.
Человечество. Он ненавидел его от начала до конца.
Так же как человечество ненавидело его. Он ждал, что завтра будет похоже на вчера. А следующий год станет таким же, как предыдущий. Он не ждал, что его жизнь станет лучше или хуже. Когда-то, когда он осознал, что он единственный, кто слышит голоса в чужих головах — называется «чтение мыслей», он задумался, нельзя ли это будет как-нибудь использовать, но психиатры, посещавшие приюты, ему не верили. А когда он запугивал детишек до побега из детдома, его просто выпирали в другой детдом или сбагривали в муниципальный приют. Теперь он держал варежку на замке.
Дорога бежала из-под колес через покрытые вереском холмы. Штормовые облака запачкали небо черным, пурпурным и зеленым, будто кто-то устроил хорошую взбучку самому Всевышнему.
Когда фургон начал взбираться на бугор, Джек Блэк переключил передачу.
Вывеска гласила: ЛЕППИНГТОН — 6 МИЛЬ.
Он прибавил скорость. Как будто город звал его.
3
— Ты ничего не слышала?
— Это, наверное, пара из номера 101, они были в таком запале, что начали разоблачаться едва ли не у стойки.
— Нет, вроде крик.
— Тогда это и впрямь парочка из 101-го.
— Ты что, ничего не воспринимаешь всерьез, Электра?
— А что здесь можно воспринять всерьез, милая?
— Жизнь?
— Жизнь — дешевка.
— Ты самая циничная личность, какую я когда-либо встречала.
— Циничная?
— Да.
— Нет, дорогуша. Я просто реалистка.
— Реалистка, как же.
— Когда доживешь до моих лет, дорогуша.
— Как, до всех тридцати пяти, Электра?
— Когда доживешь до преклонных тридцати пяти, Бернис, ты поймешь, что ты всего лишь незначительная шестеренка в этой вселенной. Нет, даже не шестеренка. Шестеренка — это зубчатое колесико, которое приводит в движение другое зубчатое колесико, а это предполагает, что ты — жизненно важная деталь в этом огромном и пустом, присыпанном звездами космосе. Нет, мы даже не шестеренки. Мы частички пыли, который несет ветер. Мы частички ила, скапливающегося в ложе реки. Ты знаешь, что вся вселенная возникла в результате простой флуктуации, отклонения от нормы? Спроси любого астрофизика. Мы — выброс сигнала по экрану, пузырек воздуха, случайный эпизод. Мы...
— Ну как? Не слишком туго?
— Да.
— Подожди, я ослаблю.
— Нет, я их лучше чувствую, когда они так затянуты. Ну вот, Бернис, что скажешь?
Стоя посреди кухни, Электра приподняла подол юбки, чтобы покрасоваться новыми сапогами со шнуровкой от пятки почти до колена.
— Ну как можно не любить черную кожу? — Электра внезапно озорно улыбнулась. — Есть в ней что-то извращенное, а? — Она нетерпеливо вздохнула. — Бернис, я спросила: это разврат? Что ты думаешь?
— М-м... извини, пожалуйста. Мне показалось, я снова слышала.