Вампиры замка Карди
Шрифт:
И тоска вдруг сжала сердце железною рукой, как будто свершилось самое худшее, как будто страшный сон, превратился в явь, как будто сбылось древнее проклятье, в которое давно уже никто не верил.
И Вильфред смотрел в темноту не отрываясь, забыв дышать, замерев. И мыслей не было, разве что одна, да и та оказалась скорее импульсом, дрожащим бьющимся в панике, безумным огоньком. "Их положили в гроб живыми. Оставили умирать тех, кто не может умереть... На вечные муки... Думали, что причиняя страдания нежити, совершают благое дело... Если бы они слышали то, что слышал я, они поняли бы, что прокляты...
Потом наваждение рассеялось.
Доктор Гисслер самолично отодвинул Вильфреда от провала и заглянул в него.
– Прожектора!
– потребовал он, - Направьте свет внутрь, я ничего не могу разглядеть!
Позже, когда стена уже была разрушена окончательно, и внутренности склепа ярко осветили прожекторами, обнаружились все три покрытых толстым слоем пыли гроба - один в самом склепе (он был замурован в пол ), два в капелле, которую от склепа отделяла полусгнившая, висящая на одной петле дверь. Пол, что в склепе, что в капелле был завален высохшими цветами какими, теперь уже невозможно было определить, и тоненькими веточками, которые хрустели под ногами, превращаясь в прах.
На тех гробах, что стояли в капелле, лежали большие серебряные кресты, на том, что был замурован в самом склепе креста не было, он лежал на камнях, довольно далеко от места, где замурован был гроб, он показался Вильфреду как будто немного оплавленным по краям и слегка погнутым.
Что делали со странными гробами дальше - Вильфред не знал. Порядком измученных разламыванием стены солдат, сменили другими, а их отослали отдыхать, и все четверо, не сговариваясь вышли во двор и устроились прямо на траве, в том месте, где солнце светило особенно ярко и не было поблизости никаких даже самых бледных теней.
И вроде бы жарко было, и, вместе с тем, почему-то очень холодно - как после долгого пребывания в ледяном погребе, когда холод успел пробрать до самых костей, затаиться там и уцепиться коготками, никак не желая выходить.
Вильфред лежал на траве, подставив лицо солнцу и закрыв глаза. Горячее, красное марево расплывалось под веками, успокаивая и пусть медленно, но все-таки согревая.
Уже не было чувства обреченности и острой смертельной тоски, солнце прогнало страхи, превратило их снова в то, чем они и должны быть - в странные образы снов, в смутные тени. Осталась только неприятная горечь во рту и желание подольше побыть на солнце... Но это, наверное, от того, что он наглотался пыли.
Однако, как странно! Что это за научный эксперимент со старыми гробами и, должно быть, основательно истлевшими телами? Зачем надо было ехать в такую тьмутаракань и разрушать столь добротно замурованный склеп, когда подобных склепов и гробов в самой Германии сколько угодно?!
Загадка...
Но, к счастью, раздумывать над ней нет никаких причин. Пусть раздумывают те, кто затеял всю эту историю - солдату положено выполнять приказы, даже тогда, когда они лишены всякой логики... Как сейчас.
Ночь прошла спокойно и тихо.
И следующая за ней.
А потом...
Потом начали происходить события. Странные... или просто невинные... или довольно зловещие... Которые в совокупности сложились в совершенно невероятную картину!
Собираясь ночью в казарме, солдаты рассказывали друг другу, о том, кто что видел, кто
После того, как привезли двух первых девочек и открыли склеп, началась настоящая работа - патрулирование местности, поездки по разбитой и размытой дождями дороге на станцию, где иногда притормаживали поезда, вытряхивая из душных, вонючих вагонов маленьких перепуганных ребятишек, которых везли в замок, запирали в подвале, готовили... Начались дежурства в замке с приказом смотреть в оба, ничему не удивляться и о всех замеченных странностях незамедлительно рассказывать офицерам.
... А Нечто поселилось в замке в первую же ночь, после вскрытия склепа, но сначала Оно никак не проявляло себя - Оно наблюдало.
Жизнь научила Вильфреда безошибочно чувствовать Силу и отчетливо понимать, когда пора удирать, сверкая пятками, не обращая внимания на насмешки.
Потому что Сила - безжалостна и беспощадна, потому что с Силой тщетно бороться, потому что противостоять Ей - занятие глупое и безнадежное.
Сила проснулась всего несколько дней назад.
Внезапно.
В ту ночь Вильфреду приснился жуткий кошмар - душный и тяжелый, он проснулся в поту и почувствовал, что из темноты на него смотрит кто-то, повернул голову и увидел два мерцающих, как угольки, темным рубиновым светом глаза... задумчивых, изучающих... Так хотелось закричать, но Вильфред все-таки смог сдержаться, он смотрел в рубиновые угольки, чувствуя, как застывает душа, как пробирается в нее сырая, пахнущая плесенью тоска, как сжимает сильными пальцами... Потом - как будто легкое дуновение ветра, как будто шелковое касание тонкого крыла по щеке и - все! И тут же спало оцепенение, и воздух со свистом ворвался в легкие и тоска отпустила... Почти. И тишина вдруг взорвалась - бормотанием, храпом, скрипом пружин, обычными ночными звуками казармы, заставив Вильфреда содрогнуться от осознания невероятной неестественности той ушедшей тишины, заставив понять, что это сама Смерть смотрела на него так задумчиво и печально, Смерть, которая почему-то пощадила его.
В ту ночь Вильфред больше не уснул, не смог, потому что стоило ему закрыть глаза, ему чудились наблюдающие за ним нечеловеческие рубиновые глаза, мерцающие уголечки как будто прикипели к сетчатке его глаз, выжгли на ней клеймо, как выжигает его солнце, если смотреть на него ничем не защищенными глазами.
В ту ночь умерла первая жертва.
Маленькая девочка с двумя тоненькими косичками, одетая в коротенькое кружевное платьице. Девочку оставили в парке на ночь, потом обнаружили утром на скамейке - как будто спящую, с улыбкой на губах, со склоненной на бок головкой, с двумя аккуратными дырочками на шее, через которые у нее высосали кровь.
Всю, до последней капельки.
Клаус Крюзер рассказывал, как нес невесомое тельце девочки в лабораторию доктора Гисслера, удивляясь, до чего же белое у нее было лицо как у Снегурочки.
Так не бывает - говорил он.
После той ночи Вильфред почувствовали Нечто, которое появлялось пока только по ночам, которое наблюдало, следило - провожало леденящим взглядом. Никто не говорил об этом, но Вильфред знал, что не он один чувствует этот взгляд - все чувствуют, и все боятся. Но трусом почему-то считают только его!