Ваня
Шрифт:
Варвара Ивановна садится на диван.
– Что за человек такой!
– говорит она трясущимися губами.
– Ему, что в лоб, что по лбу - всё едино! Деревянный ты, что ли?
– Нормальный я, - говорит Михаил Герасимович и садится на диван рядом с женой.
– Скажи, Варя, чего тебе надо?
– Хочу, чтобы перестал ревновать к каждому столбу. Сегодня: утром я тебя предупреждала - после смены пойду за продуктами. Так?
– Не помню.
– Всё ты помнишь. Ты зачем припёрся в магазин? Меня контролировать?
– В толк не возьму, - наивно хлопает
– Пойми, голова садовая, - с досадою говорит Варвара Ивановна, - надо мной все женщины смеются: спрашивают, где я такого Отелло откопала.
– Пускай смеются: дурам закон не писан. Это они от зависти. Я тебе, Варюша, так скажу: любви без ревности не бывает. А я тебя люблю и в обиду никому не дам.
– Да, кому я нужна? Кому обижать-то?
– восклицает Варвара Ивановна с выражением отчаяния на лице.
Михаил Герасимович становится серьёзным.
– Ну, хватит, хоть режь меня, а я, как встречал тебя после работы, так и буду встречать. Понятно?
Варвара Ивановна заходится в бессильном озлоблении:
– А-о-у!
– натурально стонет она.
– За что мне такое наказание!
– Прекрати! Меня не разжалобить! В конце концов, будем сегодня жрать, или прикажешь с голоду подохнуть?
Варвара Ивановна тяжело вздыхает и подходит к столу.
– Вот, это другой коленкор, - довольно улыбается Михаил Герасимович и тоже подходит к столу.
– Что тут у нас? Котлеты? Говорил же - не бери котлеты, в них половина хлеба.
Варвара Ивановна смотрит уничтожающе на мужа.
– Ну, ладно, на худой конец, сойдут и котлеты, - соглашается он.
Не увидев в авоське по-настоящему ничего вкусного, Ваня канючит:
– Мама, можно горбушечку хлебушка?
– Аппетит испортишь. Потерпи немного.
Ваня обижается - неужели мама не знает, что его аппетит ничем невозможно испортить?
0x01 graphic
Сегодня мама и папа Вани Самоверова вернулись с работы необычно рано. На лице у мамы слёзы. Значит, опять отец обидел. Ваня намерен заступиться за маму. Он прислушивается к разговору взрослых, чтобы понять, что случилось на это раз.
– А что?
– говорит отец, закатывая рукава рубахи перед рукомойником, отвечая, видимо, на какой-то вопрос мамы.
– Я всё правильно сказал. Ведь как дело было: палец мне придавило так, что красные круги перед глазами пошли...
– Так тебе и надо, - тихо говорит Варвара Ивановна.
– Что?
– спрашивает Михаил Герасимович, намыливая руки.
– Ничего.
– А эта шалава - сестра медсанчасти, - говорит Михаил Герасимович с расстановкой, умываясь, - начала тут демагогию разводить: с тебя, говорит, за лечение конфетка. Чуешь? Уф...я ей говорю - пятнадцать лет горбатюсь, сначала в деревне, теперь вот здесь, на производстве каждый день по десять тонн на пупе приходится перетаскивать, и ни одна сволочь мне конфетку не предложила. Что, не правду сказал? Правду! Так, какого рожна, спрашиваю, я тебе должен конфету давать? За такое дело я тебя посажу! Она как взовьётся: "Ох, ах, я пошутила!".
– Ох, Миша, Миша, как тебе не стыдно?
– говорит она.
– Человек, не подумавши, глупость сказал, а ты его тюрьмой стращаешь! Нелюдимый ты какой-то, кидаешься на всех, как сыч. А мне потом красней за тебя.
– Ну, знаешь что? Хватит меня учить. Ты лучше Ванькой занимайся. Училку нужно предупредить, что завтра в школу не придёт.
– Как не приду? Почему?
– вклинивается в разговор Ваня.
– Сынок, подойди ко мне, - просит Варвара Ивановна.- Помнишь, четыре года назад к нам дядя Володя приезжал?
– Да, откуда же ему помнить?
– говорит Михаил Герасимович, вытирая полотенцем лицо.
– Он же совсем маленький был. Дай-ка, я лучше расскажу.
Михаил Герасимович садится на диван и говорит:
– Короче говоря, сынок, у мамы брат помер, вернее - погиб.
– Как это - погиб?- спрашивает Ваня.
– Ехал на поезде в Москву, а со встречного свесилась доска и прямо дяде Володе в шею. Он, бедный, и вскрикнуть не успел.
– Как вскрикнуть?!
– не понимает Ваня.
– Бестолковый, - нервничает отец.
– Короче, завтра похороны. Нам нужно ехать дядю Володю хоронить.
– Как это хоронить?
– интересуется Ваня.
– В землю закапывать.
– В землю?
– ещё больше удивляется Ваня
– Ну, а куда же?! Мёртвого человека дома не станешь держать. Короче говоря, завтра ты в школу не идёшь. Твоей училке я потом сам записку напишу.
Ваня от счастья подпрыгивает на месте:
– Вот, здорово! Ура!!
0x01 graphic
Самоверовым предстояло ехать в деревню Тарасовка, что на пятидесятом километре Ярославской дороги.
Перед дальней дорогой Варвара Ивановна с сыном решила сходить в баню. Поскольку в бане был женский день Михаил Герасимович остался дома.
– Ничего страшного, я дома вымоюсь. Мне хватит одного ковшика горячей воды, - сказал он, провожая жену.
* * *
Банщица - соседка Самоверовых по бараку, посетителям не рада:
– Ты бы ещё ночью припёрлась, - ворчит она.
– Я не железная, чтобы сутки напролёт печку топить.
– Нам пар не нужен, - миролюбиво отвечает Варвара Ивановна, предавая банщице 10 копеек за себя и 5 копеек за сына.
– Мы тазиками обойдёмся. Не сердись, Матвеевна, мне обязательно нужно помыться: завтра еду брата хоронить.
– Вот те раз: брат-то молодой?
– Немного старше меня.
– Молодой, значит. И что случилось?
– Убило его: ехал в поезде в Москву, а со встречного состава доска свесилась и прямо ему в горло вошла, - Варвара Ивановна на себе показывает то место, куда вошла доска.
– Ай, я-яй!
– крутит головой Матвеевна, - Вот, горюшко-то, какое! Надо же было такому случиться.
Глаза Матвеевны покрываются мечтательно пеленой:
– Хотя, с другой стороны, - рассуждает она, - секунда и нет тебя! Красота! Лично я не против так помереть - самой не мучиться и других не мучить. Как считаешь?