Варшавские тайны

Свечин Николай

И Строба просительно заглянул сыщику в глаза, словно не был всесильным «иваном».

— Но ведь я закончу свое дело и уеду отсюда.

— Я знаю. Но сначала его надо сделать.

— Тогда помогите, дайте подсказку.

— И дам! Для того и трачу ваше время. Слушайте. Ежи Пехур стал собирать молодежь. И дурит их юные головы. То очень плохо. От его имени вербовкой занимается Рышард Студэнт. Поймайте его, и получите Ежи.

— Рышард Студент. Очень хорошо, пан Строба! А где он бывает?

— Он ходит в «Дырку» на Медовой.

— Это та «Дырка», которую любил Шопен?

Велки Эугениуш встал и протянул Алексею руку:

— Шкода! [57] Жаль, что вы уедете.

Глава 10

Еще

Полска нэ сгинжла!

Они сидели втроем: Гриневецкий, Лыков и Егор Иванов. В последние дни положение парня укрепилось. Пришла бумага о присвоении ему чина коллежского регистратора — необыкновенно быстро против обычного движения дел. Другие агенты перестали скрывать от русского сведения, учили и натаскивали. Смерть Нарбутта потрясла отделение. Люди лишились командира и наставника, за которым были как за каменной стеной. Эрнест Феликсович просто осиротел. Ему все труднее стало изображать начальника; по вечерам он начал выпивать.

57

Шкода! — Жаль! (польск.).

Спокойная уверенность и методичная настойчивость Лыко ва помогли всем не рассыпаться. Командированный почти не ел, почти не спал и совершенно не собирался раскисать. Это подтянуло людей. Поляки впервые объединились с русскими. Пусть для единичной задачи: поймать Ежи Пехура. Но это заработало и стало давать результат.

Итак, сыщики сидели в кабинете и мозговали. Гриневецкий разлил по оловянным рюмкам яжембек. [58] Лыков дал ему это сделать, после чего забрал бутылку и поставил на пол возле себя. Сказал примирительным тоном:

58

Яжембек — рябиновая водка.

— По одной.

— По одной, — охотно согласился надворный советник.

— Итак, студент, которого зовут Рышард, — начал Алексей. — Уже кое-что. Надо обойти все варшавские высшие учебные заведения.

Егор усмехнулся:

— Навряд ли это поможет.

— Их здесь так много?

— Нет, я о другом. Ваш Рышард, скорее всего, никакой не студент.

— Почему? — удивился Лыков.

— Это местная особенность. Поляки — вежливые люди. Настолько вежливые, что всегда готовы сделать приятное соседу. Здесь в обычае завышать статус окружающих. Рядового писца называют радцей, то есть советником. Учителя гимназии — профессором. Журналиста — писателем. Студенту уже сейчас присвоят его будущую профессию инженера или адвоката.

— Чудеса! А кого же тогда назовут студентом?

— Гимназиста старших классов.

— А таких в Варшаве тысячи, — скривился Эрнест Феликсович. — Но что это мы опять о делах? Как говорят в «суконной гвардии»: совершим единоточие!

«Суконной гвардией» пренебрежительно называли полки 3-й гвардейской дивизии, расквартированной в Варшаве. Даже здесь паны усматривали для себя обиду: кавалергардов или лейб-гусар им не присылали!

Сыщики выпили, и Егор продолжил:

— Гимназистов тысячи, а «Дырка» одна. Я сяду там и стану наблюдать.

— И получите клинок между ребер, — сразу оборвал его Гриневецкий. — Слышал я о боевцах. Это не налетчики. Им убить шпицеля [59] — раз плюнуть.

— А как они догадаются, что я шпицель? Там много молодежи кофей пьет!

— Эрнест Феликсович прав, тебе туда нельзя, — вмешался Лыков. — Только спугнешь. И никому из агентов нельзя. Они все примелькались в вашей деревеньке. А тут единственная ниточка. Новое лицо лишь испортит.

— Одному агенту туда можно, — благодушно изрек Гриневецкий. — Ему вообще везде можно.

59

Шпицель — шпик (польск. уголовный жаргон).

— Кому? — вскричали русские.

— Догадайтесь! Он совсем не похож на шпицеля. Нисколько!

— Шмуль Сахер! — хлопнул себя по ляжке Алексей.

— Точно! — обрадовался Иванов. — Привести его сюда?

— Веди.

Громко топая ногами, явился Шмуль — рыжий, ражий и разбитной. Глядя на него, начальство непроизвольно заулыбалось.

— Скажи, ты бывал в кавярне «Дырка»? — начал Гриневецкий.

— Которая на Медовой? Бывал сто разов.

— А там знают, что ты агент?

— Откуда, пан надворный советник?! В Старе Мясте знают лишь моя фамилия. А в остальной Варшаве, спросите вы? А в остальной Варшаве, скажу я вам, все думают, что Шмуль Сахер — это махер, [60] ха-ха! Я же веду обороты с Лодзью… маленькие такие обороты, панове начальники, тольки для прикрытия!

60

Махер — делец (евр. жаргон).

— Молодец, веди и дальше. Прикрытие — вещь важная. Теперь о «Дырке». Нам надо проследить там сообщника Ежи Пехура.

Шмуль сразу посерьезнел.

— По нашим данным, Пехур сколачивает из молодежи шайку боевцев. От него в кавярню ходит некто Рышард Студэнт. Слышал о таком?

— Нет. Какой он наружности?

— Мы не знаем. Мы ничего не знаем, кроме того, что он ходит в «Дырку» и водится там с молодежью. Хозяин заведения — бывший повстанец, у него не спросишь. Тебе поручается заглядывать туда. Так часто, насколько это возможно, не возбуждая подозрений. Перенеси в «Дырку» свои торговые операции, стань завсегдатаем. И смотри в оба глаза. Начни прямо сейчас. Выполняй!

Сахер ушел, задумчивый. А когда вскоре Алексей вышел на подъезд ратуши, агент его там поджидал.

— Ваше высокоблагородие, — сказал Шмуль без своих обычных гримас, — тут один старый еврей очень хочет до вас обратиться.

— Что за еврей? Пусть приходит, я с ним встречусь.

— То мой папаша, Гершель Сахер. Пшепрашэм, но не может ли ваше высокоблагородие уважить папашу и прийти к нам домой? Так будет лучше. Он имеет что сказать до правительства.

— Ну, если до правительства, то поехали прямо сейчас. Оказалось, что агент уже и фурмана арендовал. Сыщики сели в пролетку и отправились в Старе Място. Шмуль велел поднять верх экипажа, а сам сел так, чтобы поменьше высовываться. Лыков, наоборот, вертел головой. Служба не оставляла ему времени для прогулок по Варшаве, и он не успел налюбоваться прекрасным городом.

Пролетка выехала на Замковую площадь. Мелькнул знаменитый «дом под бляхой», затем последовали колонна Сигизмунда и сам королевский замок. Очень скоро экипаж оказался на узкой Свентоянской улице. Как интересно вокруг! Алексей любовался и жалел, что не зашел сюда раньше. Самые старые здания Варшавы здесь! Винный подвал Фукера, знаменитый на всю Европу, где-то за углом! Сахер показывал начальнику именные дома: «под кораблем», «под негром», «под Святым Марком». Вот и рыночная площадь. Коллежский асессор помнил из путеводителя, что она крохотная — всего 45 на 35 саженей. [61] Но когда увидел своими глазами, поразился: такая теснота! Экипаж не смог ехать дальше и вынужден был остановиться.

61

Размеры Рыночной площади Старого Места — 90 на 73 метра.