Варшавские тайны

Свечин Николай

— Вы не успели понять, за кем следил ваш сослуживец?

— Даже и не пытался. Человек почувствует на себе лишнюю пару глаз — зачем это надо?

— Что же вас насторожило? Привычное дело, сами сказали.

— То так. Но вечером я на всякий случай заглянул в журнал рапортов, которые наши шпики ежедневно пишут пану Яроховскому. И не нашел там Уяздовских бараков!

— Ваш товарищ забыл их отразить?

— То исключено. Очень строго спрашивают! Даже где и когда шпик ходил в устэмп, он обязан написать. Вдруг в те минуты объект и скрылся от наблюдения? Нет, тут другое.

— Пржибытек вел несанкционированную

слежку?

— Не… какую?

— Не дозволенную начальством.

— Скорее наоборот, пан Лыков. Этот жлоб — приближенный до пана Яроховского. Тот даже крестил ему цурку!

— Дочку крестил? Франц Фомич?

— То так. И жалованья Пржибытек получает больше в отделении. А его ойчьец помер в Сибири, в каторге.

Лыков задумался. То, что сначала выглядело незначительной деталью, теперь представлялось ему серьезным сообщением. Алексей знал, что агенты не могут вести самостоятельных розысков. Каждый вечер они сдают отчет своему непосредственному начальнику. В деталях и подробностях. И так во всех сыскных отделениях империи! Речи быть не может, чтобы опытный сыщик что-то забыл занести в рапорт, а тем более слежку.

— Вы полагаете, Пржибытек выполнял секретное поручение своего начальника?

— Да. Секретное ото всех и от вас тоже. Не знаю насчет Гриневецкого, тот жмуд. А поляки… Мало они уже вас обманывали?

— Да уж. Мне казалось, что со смертью Нарбутта все переменилось.

— Мне тоже так казалось. До вчерашнего вечера.

— Я все понял. — Лыков встал, одернул сюртук. — Господа! Я благодарю вас обоих от имени правительства за важное сообщение.

Старик тоже встал, но смотрел тревожно. Лыков сказал, обращаясь к нему:

— Обещаю, что правдивость вашего сына не навлечет на него дополнительных опасностей. Честь имею!

Шмуль вышел проводить начальство до порога. Пояснил:

— Вам дальше одному, ваше высокоблагородие. Нельзя, чтобы нас видели вместе. Евреи очень любопытны!

Сыщик решил пройтись до полицейского управления пешком. Когда он еще окажется в Старувке! [63] Алексей спустился в подвал «У Фукера», которому уже двести лет, и купил там бутылку старого токая. Измерил шагами Васки Дунай — самую узкую улочку Варшавы. Зашел в собор Святого Яна, где могилы польских королей. Выпил пива на Пивной улице. Однако долго пропадать он не имел права и, нагулявшись, почти бегом отправился на службу.

63

Старувка — Старе Място.

Неожиданно на углу Подвальной и Капитулины его остановили трое парней.

— Пан Лыков? До вас опять есть разговор у пана Стробы. Он прознал новое и желает рассказать.

— Где пан Эугениуш?

— А вон ресурс, он ждет там.

Лыков замешкался. Во-первых, он не знал, что значит у поляков ресурс. Во-вторых, молодые люди отличались от тех солидных панов во главе со Збышняком, что тогда проводили его к «ивану». Скорее, они смахивали на «беков» [64] Ежи Пехура.

64

«Беки» — боевики (польск. полиц. жаргон).

Увидев сомнение, старший из парней добавил:

— Пан Эугениуш отыскал, кого обещал.

Сердце Лыкова учащенно забилось. Ловушка? А вдруг нет? Просто у Стробы имеются в подчинении разные люди? Покажешь настороженность — поляки посмеются… Но лучше быть смешным, чем мертвым!

Так ничего и не решив, сыщик направился к указанной двери. При этом незаметно перехватил бутылку, которую нес в бумажном пакете, за горлышко. На всякий случай — так удобнее бить. Тут в голове мелькнула неуместная мысль: пятьдесят шесть рублей отдал! Жалко!

Они напали на него в коридоре. Шедший впереди крепыш вдруг встал как вкопанный. Алексей с ходу налетел на него. Выручило лишь то, что он был наготове. Сыщик сбил парня с ног, шагнул на его место и одновременно развернулся в замахе. Боевик, шедший сзади, ударил Лыкова в спину ножом — и проткнул воздух. Лицо у него сделалось недоумевающее… Как не попал? Тут по дуге прилетела бутылка и ударила террориста в темечко. Бац! По лбу полилось красное — то ли вино, то ли кровь, и поляк рухнул на пол. Третий боевец уже целил в сыщика из револьвера, и тот не раздумывая ринулся вперед. Он делал короткие и быстрые зигзаги, как в свое время учил его Таубе. Грохнули три выстрела — мимо! Не сбавляя темпа, коллежский асессор забежал в ресурс.

— Где второй выход?

Через десять минут, все еще возбужденный, Лыков рассказывал свое приключение Гриневецкому с Ивановым. Страх выходил из него через самоиронию. Сыщик в карикатурном виде описал свое бегство с поля боя и заячьи увертки в тесном коридоре. Под конец выдохся и спросил:

— Эрнест Феликсович, у тебя осталось что-нибудь в комоде?

Гриневецкий засопел удовлетворенно и вынул бутылку мышливки. [65] Налил Алексею целый стакан, а себе с Егором по рюмке.

65

Мышливка — охотничья настойка.

— За твою ловкость! Так?

— Ага, — согласился ловкач и вмиг опростал посуду. Зубы его звякнули о стекло. — Вот теперь мне страшно… Ребята, а что такое ресурс?

— Это клуб по профессиональным интересам, — пояснил Егор. — Но там и пиво с водкой наливают, и буфет обычно хороший.

— Последняя бутылка урожая 1812 года! — вдруг воскликнул Лыков. — Пятьдесят шесть целковых! И разбил об чью-то дурную башку… Где я еще возьму подобный токай? Вот собаки! Ну, они мне ответят! — Затем попросил жалобно: — Эрнест, налей еще пендюрочку!

Но тот со словами «а помнишь, как ты меня лишал?» спрятал бутылку в комод. Алексей немного покручинился, а потом сообразил:

— Эти люди откуда-то знали, что я встречался с Большим Евгением. И пытались подражать его охране. Ну?

— Что «ну?» — не понял Егор.

— Кому вы двое пересказывали мое сообщение?

— Я — никому, — тут же заявил коллежский регистратор.

— А ты? — Алексей перевел взгляд на начальника отделения. — Например, Яроховскому?

Эрнест Феликсович смутился: