Варварские свадьбы
Шрифт:
Я совсем как мой отец. Я уехал далеко но не умер. Потому что ты не приехала на Рождество. Я теперь сезонник. У меня есть корабль и там я живу. Тут есть деревня называется Ле Форж и если ты пойдешь по дороге то выйдешь к океану, так это там. Мой корабль называется Санага. Я могу тебя пригласить если хочешь. Давеча в саду с тобой был какой–то человек. Не знаю был ли это мой отец а впрочем я на него не похож. Будет хорошо если ты приедешь я смогу вернуться с тобой в Бюиссоне. Если будешь писать пиши в кафе Ле Форж, там у меня друзья. А где же Мишо? Тебе идут длинные волосы.
V
Однажды
— Привет, парнишка!.. Вот, валялись на земле, возле корабля. А ты, оказывается, пользуешься успехом!
Людо в изумлении разглядывал увядшие хризантемы, которые держал в руках.
— Мы — живодеры, — усмехнулся другой. — Будем разделывать эту тушу. В деревне нас предупредили, что здесь есть, так сказать… жилец, но это твои проблемы. Не ты первый, кто устраивается в таких развалинах, так что нас это не смущает. Еще недельку можешь не тужить, мы приехали лишь посмотреть на работенку. Надо сказать, придется повкалывать, сталь проржавела только снаружи. Ну ладно, до скорого! Подумай о своем переезде.
Людо проводил взглядом грузовичок, затем поставил цветы в разрезанную надвое бутылку из–под кока–колы, налив туда морской воды.
Утром он пошел в Ле Форж. Он регулярно наведывался туда с тех пор, как отправил письмо Николь, в надежде получить ответ, но тот все не приходил. Вот и на этот раз у Бернара ничего для него не было. Он как–то странно посмотрел на Людо.
— Чудно, — сказал он, — сегодня утром приходили легавые. Здесь у нас они не часто бывают. Да и мы этого не любим. Ищут кого–то… Какой–то шизик сбежал из психушки. Мы им сказали, что такого не видели. Чудно…
— Зачем они его ищут? — спросил Людо.
— Люди у нас не болтливые, — продолжал Бернар, — особенно с легавыми. Они не болтливые, но легавые все же не дураки… А еще приходили резчики. Они эту лохань расчекрыжат — не успеешь и глазом моргнуть.
Людо в итоге признался, что жил на заброшенном судне в ожидании сезона. Бернар ответил, что давно знал об этом.
— В конце концов, уже скоро лето, ты сможешь жить у кого–нибудь из местных. Уверен, что ты здорово управляешься с секатором…
По возвращении Людо нашел в своем почтовом ящике букетик завядших примул и вспомнил Лиз. Она тоже приносила ему цветы, когда он болел. Он вспомнил их ласки, их безрадостную любовь и вдруг почувствовал стыд оттого, что оставил ее там.
Он поставил примулы к хризантемам, с которых облетели последние лепестки. Кто мог в этих местах проявлять к нему интерес? Кто вообще мог знать о том. что он живет здесь?.. Бывший каторжник хоть и браконьерствовал, но цветов не рвал.
Напрасно в последующие дни Людо прятался за фортом, вечер наступал, а ему так и не удавалось никого выследить. Тогда он снова стал уходить в Ле Форж и Бюиссоне, и снова букетики слегка увядших цветов стали появляться возле «Санаги». Однажды после полудня Людо притворился, что
Там ее уже ждал Людо.
— Цветы это для чего? — спросил он.
Она пожала плечами, как будто ответ был ясен сам собой.
— Да для моего папы!..
— А кто твой папа?
— Он умер, потому что слишком много пил. Мама говорит, он был психом. Теперь он в ящике, на кладбище. Мама туда ходит каждый день. И носит цветы. А я их сюда приношу. Еще я беру цветы с других могил, так больше получается. Сегодня они почти свежие.
— Но зачем ты это делаешь?
Девочка на мгновение задумалась.
— Мой брат… у него еще мотоцикл… он говорит, что на корабле живет какой–то псих. Значит, если ты псих, то ты — мой папа.
И она добавила с хитрецой в голосе:
— Ты ведь не против, а?
— Не знаю, — взволнованный, пробормотал Людо. — Как тебя зовут?
— Амандин. Но все зовут меня Мандин. А мою куклу зовут Селестин. Ладно, мне пора, а то дома будут ругать.
Она села на велосипед и тут же исчезла.
С тех пор Амандин стала часто появляться на пляже, каждый раз привозя цветы, которые воровала с могил на деревенском кладбище. Она болтала с Людо, но близко к нему не подходила, инстинктивно выдерживая дистанцию. Она была на каникулах. Ей исполнилось шесть лет. У нее была забавная мордашка маленькой сорвиголовы, светло–карие глаза; она немного картавила, но если хотела, говорила правильно. В знак дружбы Людо преподнес ей в качестве подарка маленького омара, которого поймал Куэлан: отливающего голубоватой сталью, с надрезанными клешнями и красиво завернутого в подарочную бумагу, за которой Людо специально сходил в Ле Форж.
Через два дня Амандин явилась в слезах:
— Тити умер!..
— Кто это? — не понял Людо.
— Мой омаренок. Он и не пел совсем…
— Ты что, его съела?
— Еще чего!.. Я посадила его в клетку для попугая, что в гараже, и каждый день давала ему зернышек. Но он все–таки умер. А мама меня отругала, потому что от него была одна вонь.
Людо пообещал ей подарить другого омара. Несколько минут она обиженно молчала, роя ногой песок, а затем, все так же дуясь, ушла, заявив, что он злой и что он больше не ее папа.
Остаток дня Людо провел, отскребая ножом трухлявую корабельную шлюпку. После появления рабочих он, казалось, старался заново восстановить судно, чтобы они не посмели к нему прикоснуться. Он драил, мыл, смазывал. По ночам он представлял, как его «Санага» становится на воду под действием прилива. А иногда рисовал в своем воображении, как идет по воде, держа «Санагу» под мышкой, будто детскую игрушку.
Ближе к вечеру он заметил на повороте к дюнам какой–то силуэт и вначале решил, что это Куэлан. Но едва он так подумал, как его словно обожгло: то была до боли знакомая фигура Мишо. Людо бросил работу, спустился на берег и побежал навстречу; отчим с жаром обнял его.