Варяги и ворюги
Шрифт:
«ЗА ПОДДЕЛКУ КРЕДИТНЫХЪ БИЛЕТОВЪ ВИНОВНЫЕ ПОДВЕРГАЮТСЯ ЛИШЕНИЮ ВСЕХЪ ПРАВЪ СОСТОЯНИЯ И ССЫЛКЕ В КАТОРЖНУЮ РАБОТУ».
Денис покрутил купюру в руках и вдруг расхохотался. Он смеялся долго, срываясь в кашель и вытирая рукавом слезы на покрасневшем лице. Отсмеявшись, посерьезнел и сказал:
— Ой. Умрешь с тобой. Ладно. Может, и подъеду.
Глава 33
Нас тьмы и тьмы и тьмы
На рубеже веков в России выбрали нового президента. Старый был сильно нездоров, любил выпить и всем надоел до чертиков. Надо
Но потом он состарился, бросил пить, перестал дирижировать военными оркестрами, пересчитывать засевших в засаде снайперов и устраивать правительству загогулины. Все сразу заскучали, а журналисты больше всех, потому что теперь им пришлось самим выдумывать, про что писать, а они от этого уже отвыкли. Тогда и выбрали новенького, решив, что надо сменить тему.
Новый президент оказался не лыком шит. Развлекать журналистов ему почему-то не хотелось, и некоторые из них даже обиделись. Вместо того, чтобы развлекать журналистов, новый президент решил навести в стране порядок. Потому что при старом президенте порядка вовсе не было, а была полная анархия, отсутствовали законы, и не было никакой вертикали власти.
Новый президент был человеком молодым и еще не успел разочароваться в жизни. Ему бы в какую-нибудь европейскую страну — цены бы ему не было. Там население сидит и ждет, пока его облагодетельствуют властной вертикалью, чтобы немедленно начать подчиняться. Однако же нового президента, с его умом и талантом, угораздило родиться в России, и порядок ему пришлось наводить здесь, у нас. А у нас население законами не просто не интересуется, а откровенно пренебрегает. Увидев же только что отстроенную и свежевыкрашенную вертикаль власти, первым делом поднимает на нее ножку, после чего перестает замечать.
Видать, через некоторое время президент что-то такое начал чувствовать, потому что с горечью как-то сказал своим верным соратникам: мол, придумывают у нас законы десятки, а нарушают — миллионы, причем с особым цинизмом и редкой изворотливостью.
Это значит что? Это значит, что президент у нас не безнадежен, и со временем вполне может научиться руководить страной в наших сверхтяжелых, я бы даже сказал, экстремальных условиях.
Мы помним, конечно, горькие и бьющие прямо в точку слова поэта:
Но начальник умным не может быть.Потому что — не может быть.А все равно хочется надеяться на лучшее.
Да. Теперь, дружок, я расскажу тебе сказку. Крибле, крабле, бумс.
В мрачные времена, о которых никто уже и не упомнит, были в нашей прекрасной стране лагеря. В них сидели заключенные. Они прокладывали дороги, добывали руду, валили лес и занимались прочим общественно полезным трудом. За это их кормили и давали кое-какую одежду. Кормили не так чтобы очень, да и одежда была не из дома моделей, но процесс шел.
Этих
А через некоторое время кому-то пришло в голову посчитать, сколько заготовили, к примеру, леса, сколько за это время заключенные сожрали баланды, сколько сносили бушлатов и чуней, в какую сумму обошлась охрана, во что влетели хозяйственные постройки, включая жилье для лагерного начальства, и так далее. Посчитали — и схватились за голову. Потому что получилось, что очень дорого. Сплошное вредительство получилось.
Вредительство — это такое специальное слово, придуманное советской властью. Дело в том, что некоторые гнилые интеллигенты в свое время предупреждали — вся эта история с немецким марксизмом для нашей страны чужеродная штука. Внедрить ее, конечно, можно. Но страна оглядится, обнюхается, почешет, не спеша, поротую задницу и постепенно разберется с новшеством, преобразовав его по своему образу и подобию. Из этого такой оксюморон может возникнуть, что никаким историческим материализмом не объяснишь.
Марксисты-ленинцы в оксюморон не верили. По ихней науке оксюморона никак получиться не могло. Поэтому гнилых интеллигентов посадили на пароход и отправили куда подальше, чтобы они своим пессимизмом не затуманивали надвигающееся светлое будущее. А наблюдаемые труднообъяснимые явления решили называть вредительством. Потому что вредительство есть вещь материальная и потому более приемлемая, чем какой-то буржуазный оксюморон.
Ну так вот. С обнаруженными посредством арифметических действий вредителями разобрались быстро, благо здесь технология была отработана, и стали думать, как жить дальше. Чтобы труд заключенных не так дорого обходился государству рабочих и крестьян.
Особо напрягаться не пришлось, поскольку марксистская наука уже содержала в себе ответы решительно на все вопросы. Заготовку леса и прочих полезных вещей поручили профильным министерствам. А тому министерству, которое отвечало за заключенных, оставили только самих заключенных и их охрану. Задумано это было так. В профильное министерство поступает лес. После этого оно платит министерству, ведающему заключенными, деньги. И вот на эти деньги содержится охрана, закупается дополнительная колючая проволока, приобретаются чуни и так далее. Потом, в наше уже время, это назвали хозрасчетом. А тогда просто говорили, что социализм — это учет.
А еще решили, что заключенных надо материально заинтересовать в результатах своего труда. И назначить им заработную плату. Много добыл того, чего положено, — много получи. Мало добыл — мало получи. И из тех денег, которые платили профильные министерства, часть пошла на оплату труда. Небольшая часть. Но, с учетом общей численности заключенных, вполне весомая.
В лагерях в то далекое время сидели враги народа, действием или помыслом согрешившие против советской власти. А еще там сидели социально близкие элементы, которым советская власть никак не мешала жить. Потому что они и при любой другой власти точно так же занимались бы своим делом — грабежами, убийствами и другими вещами, безусловно нехорошими, но не такими противными, как неверие в историческую миссию пролетариата.