Варяги и ворюги
Шрифт:
По дороге к стойке полковника перехватил человек в темно-синем одеянии с золотыми кистями, спускающимися от плеч к золотому же ремню, смачно расцеловал в обе щеки, пробасил:
— Ты, что ли? Местов нет. Здорово, земеля!
— Здорово, кореш, — ответил захваченный в медвежьи объятия Таранец. — Ты не боись, у нас тут схвачено. Бронь Министерства юстиции.
В это время Денис у стойки распределял номера.
— Купеческий — мне. Люкс — вон тому, полковнику. У него командировочные по норме. А гостю — вот, президентский. Платить я буду. Утром, аккурат к расчетному часу, так
— Денис, — спросил Адриан, вертя в руке полученный у стойки ключ, — а что такое президентский? И купеческий?
— Номера такие, — ответил Денис. — Президентский — это из четырех комнат, и бляди звонят только через регистрацию. Купеческий — из двух, и звонят непрерывно. А что? Хочешь купеческий?
— Господин Диц! — радостно завопил кто-то рядом. — Господин Диц! Несколько слов для прессы! Газета «Новое демократическое слово»!
Обладатель микрофона оказался тем самым носатым, который когда-то в Москве пытался всучить Адриану книгу в переплете из шкуры горного козла. Он по-прежнему был облачен в пасторский сюртук, но сильно потрепанный.
Денис сделал легкое движение, в результате чего микрофон улетел за стойку, а носатый неожиданно оказался в кресле и растерянно заморгал.
— Гуляй, — ласково посоветовал Денис, — дыши воздухом, — и потянул Адриана к лестнице, крепко ухватив за руку.
Изнутри президентский номер был таким же желто-деревянным, как и вся гостиница. Над круглой кроватью в потолок было вделано круглое зеркало. На полу лежала оленья шкура и сильно пахла оленем. В мини-баре Адриан обнаружил четыре бутылки водки, а в холодильнике — бутылку минеральной воды. Еще в номере находились два телевизора, один из которых при включении демонстрировач устойчивое синее свечение, а по второму закольцованно демонстрировались интерьеры гостиницы.
После кандымских мытарств это был совершеннейший рай.
Обнаружив телефонный аппарат, Адриан решил немедленно связаться с отцом и рассказать обо всем, что произошло после его отъезда из Самары. Телефон, как и предупреждал Денис, соединил его с регистратурой, где пообещали дать Нью-Йорк в течение ближайшего часа.
Не то обманули, не то Адриан, провалившись в сон, не услышал звонка.
Когда утром он спустился в холл, там уже было довольно многолюдно. Денис, встречающий посетителей у входа, властным движением руки направлял их влево, к окруженным диванами столикам. Там гости рассаживались, крутили в черных от грязи и мороза пальцах белые чайные чашки, с интересом хмыкали. Лысый Валек попытался было потребовать чего посерьезнее, но под свирепым взглядом Дениса сник и больше не возникал.
— Дело закончим, — буркнул ему Денис, — тогда хоть залейся. Кондрат, скажу уж тебе тайну, распорядился вечером поляну накрыть. С доставкой на дом, в СИЗО.
— Может, мне тут в масть, — возразил Валек, но как-то без энтузиазма, и видно было, что настаивать не собирается.
Конвойные, каждый из которых по-прежнему был прикован к двум зэкам, распоряжение Кондрата восприняли с мрачным неудовольствием. Понятно было, что вечерний пир в СИЗО пройдет без их участия. Тот, что был прикреплен к Веревкину, поманил Дениса рукой и стал что-то
— Мужики! — громко сказал веревкинский конвоир, ознакомившись с содержимым конверта. — Не бзди, мужики, будем в шоколаде.
По лестнице, спускавшейся из ресторана, в обе стороны бежали хорошо обутые ноги сибирских бизнесменов. Попадавшие в холл замирали на мгновение, окидывали любопытствующим взглядом странное сборище, тут же теряли к увиденному интерес, нажимали кнопки на поющих на разные голоса мобильниках, вступали в многотрудные переговоры, нимало не стесняясь ни зэков в ватниках, ни конвоиров в форме.
Эта картинка такой разной и такой в чем-то одинаковой толпы, подсмотренная Адрианом, вдруг напомнила ему старое письмо, найденное под тумбочкой в московской гостинице, в котором неизвестный корреспондент удивленно сообщал своей девушке о двух городах — том, что сверху, и том, что снизу, — и о населении этих городов, представляющем собой единое, искусственно разделенное целое, сливающееся в однородную массу каждый раз, когда для этого появлялась хоть малейшая возможность. Адриана посетило странное ощущение очень важной, но так и не разгаданной тайны.
В углу томился носатый с блокнотом и микрофоном, он беспокойно ерзал, но приблизиться не решался, опасаясь Дениса и его разношерстного окружения. Оживился он в тот момент, когда распахнулась входная дверь и на пороге появились двое в одинаковых коричневых дубленках. Один из них быстро прошел к стеклянному столу, выложил из дипломата несколько гроссбухов и грузно ухнул на жалобно пискнувший стул. Второй обвел взглядом холл, безошибочно определил главного и поманил Дениса пальцем. Денис вразвалку подошел. Начался разговор, обрывки которого доносились до Адриана. Носатый тоже навострил уши.
— Пургу гнать не надо, понял, нет? — втолковывал собеседнику Денис. — Не надо мне тут гнать пургу. Мы важные документы подписываем, типа по бизнесу, понял, нет? И нам тут прохлаждаться некогда. Потому что большие бабки, ты про такие в жизни не слыхал. И нотариус — видишь, вон тот чмырь в углу, — он свои плюхи сейчас поставит. Держи гонорар и садись поудобнее. Дел-то на пять минут.
Носатый встрепенулся и что-то застрочил в блокноте.
— Войдите в мое положение, — проблеял в ответ собеседник Дениса, — войдите в мое положение…
— На тебе еще сотку, — отмел возражения Денис, — и иди сам знаешь куда со своим положением. Ты соображаешь, откуда мы приехали? Из Кандыма. Слыхал, нет? Ты на пацанов посмотри. Это те еще пацаны, правильные пацаны. Из них каждый по третьему сроку тянет. Могут и обидеться, если возникать будешь. Давай, короче, садись и жди. Сейчас бумажки подпишем, нотариус плюху шлепнет, и лады.
Потом Денис подозвал Таранца и что-то буркнул ему на ухо. Тот просеменил к темно-синему швейцару с аксельбантами и начал говорить, показывая пальцем за плечо. Швейцар послушал, кивнул, подошел неторопливо к носатому в сюртуке, отработанным жестом ухватил левой рукой за ворот, а правой за штаны и вышвырнул на улицу, придержав ногой дверь.