Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)
Шрифт:
Митя нахмурился:
— В чем дело, Мазин?
Сергей Николаевич с интересом смотрел на крепкую, коренастую фигуру Мазина, на живые, острые щелочки его глаз и спокойное упорство в лице.
— Из-за чего вышла ссора в классе? Из-за мела. Вот он! — Мазин вытащил из кармана кусок мела и положил его на стол.
Девочки ахнули и зашептались. Ребята заглядывали через головы друг другу — каждому хотелось посмотреть на тоненький, длинный кусочек мела.
— Вот он, проклятый мел! Трубачев тут ни при чем. В тот день Русакова должны были вызвать, а он не знал… как это… глаголов, что ли… И я стащил мел, чтобы Русакова
— Ты все сказал? — спросил Митя.
— Нет, не все. — Мазин заспешил: — Одинцов тоже… не разберется, а пишет. А потом кто-то фамилию зачеркнул, и опять все на Трубачева… — Мазин кашлянул в кулак, говорить ему было больше нечего. — Проклятый мел! — пробормотал он, не выдержав пристального взгляда учителя.
— Мазин, сядь! Мы с тобой еще поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем, какие возмутительные вещи тут открываются!
— Прошу слова! — крикнул кто-то из ребят.
Митя поднял руку.
— Я еще не кончил. Когда кончу, кто хочет — возьмет слово… Так вот, Трубачев, я хочу, чтобы ты ответил мне сам: почему ты ушел с урока? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты, скажем, этого не делал, так неужели ты не мог найти способ выяснить это? Почему ты не пришел ко мне, к Сергею Николаевичу?
Трубачев молчал.
— Я не думаю, Трубачев, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. Я думаю, что если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.
— Я не знаю, — твердо сказал Трубачев, сжимая зубы. «Пусть Мазин сам сознается, если хочет», — подумал он.
— Трубачев, ты знаешь, — тихо и настойчиво сказал Митя.
Трубачев опустил голову.
Ребята заволновались:
— Трубачев, сознавайся!
— Трубачев, говори!
Малютин протиснулся через толпу и вытянул вперед худенькую руку.
— Я прошу слова, Митя! Митя, слова! — прорываясь к столу, кричал он.
— Дайте ему слово, — шепнул Мите учитель.
— Сергей Николаевич, это не он! Митя правильно сказал. Я Трубачева знаю — про себя он бы сразу сказал. Это кто-то другой… Ребята! — Сева повернулся к молчаливым, взволнованным ребятам. — Если сейчас здесь сидит человек, который сделал это, и если он молчит, то этот человек… последний…
Петя Русаков вдруг вынырнул из кучки ребят и бросился к Малютину:
— Ты… не твое дело… Я не последний человек… Я сам скажу… — Петя поискал глазами Мазина. — Мазин! Мазин! Это я зачеркнул фамилию! Я хотел сделать лучше, я не думал, что скажут на Трубачева!…
Петя весь дрожал, поворачиваясь во все стороны. Мазин, расталкивая ребят, подошел к нему и обнял его за плечи.
— Не реви, — сказал он, отводя
Васек стоял ошеломленный и смотрел им вслед. Тишина внезапно прорвалась шумом голосов. Ребята поднимали руки, требовали слова. Митя быстро взглянул на учителя и сел:
— Степанова, говори!
— Ребята, я хочу сказать… — голос у Вали сорвался, она глубоко вздохнула, — что мы мало знаем друг друга…
— Что? Почему? Как? — зашумели ребята.
Валя поправила на лбу волосы, перекинула через плечо косу.
— Потому что вот Мазин и Русаков сейчас как-то так хорошо поступили, что у меня просто… ну… Я их обоих как будто знала и раньше, в классе, а по-настоящему узнала только сейчас… Но я… мне… — Она остановилась, подыскивая слова.
— Говори! Говори! — одобрительно зашумели опять ребята.
— И все равно мне многое непонятно. Например, почему Русаков фамилию зачеркнул? И еще… Знал или не знал об этом Трубачев? Если не знал, то почему он как-то странно молчал? Как будто что-то скрывал, что ли… Вот, ребята, если кто понял, — скажите, или пусть Трубачев сам все расскажет!
— Верно! Верно!…
— Трубачев, говори!
— Мы тоже не поняли!
— Я и сам ничего не понял, — неожиданно сказал Васек, все еще глядя на Русакова и Мазина. — Я сейчас все начистоту расскажу, как было. Я пришел, а фамилия зачеркнута… А вечером… ну, перед этим… Мазин меня около дома ждал, поздно уже… Я после редколлегии так себе гулял… А он пришел ко мне и говорит: «Мы тебя выручим». Я и думал, что это он выручил. — Васек грустно усмехнулся и посмотрел на ребят. — Не мог же я про него говорить.
— Ты про меня думал? — вдруг отозвался Мазин. — А я про тебя! Эх, жизнь! — Он хлопнул себя ладонью по щеке и засмеялся. — А это Русаков Петька!
— А при чем Русаков?
— Пусть Русаков говорит!
— Разбираться так разбираться!
— Тише!
— Говори, Петя!
Митя и учитель сидели молча, с интересом слушая разбор дела. Ребята разгорелись, заспорили, останавливая друг друга:
— Тише! Тише!
— Не мешайте! Пусть сами скажут!
Кто-то тихонько подтолкнул к столу Петю Русакова.
— Это я… — Петя взмахнул длинными ресницами в сторону Мазина. — Для Мазина я это сделал… И еще потому, что из-за нас у Трубачева ссора вышла. И про него статью написали. — Петя развел руками. — Только я, ребята, когда зачеркивал, не думал, что на него подумают.
— А что же ты думал? — крикнул Белкин.
— Просто… ничего не думал… Я хотел выручить.
Кто-то засмеялся. Петя махнул рукой и отошел от стола.
— Что у нас только делается! — всплеснула руками Синицына. — Один за другого… один за другого… И все виноваты. — Она всхлипнула в платочек и, заметив взгляд Вали Степановой, быстро отвернулась.
В комнате снова поднялся шум:
— Подожди, Русаков!
— Спросите его, почему он в классе молчал?
— Почему Мазину не сказал сразу?
— Русаков, почему ты молчал, когда мы на Трубачева думали? — крикнул бледный от волнения Одинцов.
Петя покраснел и опустил голову.
— Я не мог… Я боялся…
В комнате стало тихо.
— Эх! — с презрением бросил кто-то. — Боялся! А товарища подвести не боялся?
Петя вспыхнул, сморщился, губы у него задрожали. Надя Глушкова взволновалась, вскочила с места: