Ваше благородие
Шрифт:
Непосредственно берег моря узкой полоской обороняла особая группа 46-й армии отдельными гвардейскими пулеметно-артиллерийскими батальонами.
— Откуда станем брать людей для сосредоточения основных усилий? А там около сорока километров, — рассуждал Николай Михайлович.
— Линейные полки не имеют для этого сил, — ответил Бодров, — им хотя бы со своими задачами справиться в отведенной полосе. Остается полк.
— Поезжайте на берег моря, посмотрите оборону гвардейцев, когда подработаете замысел, вернемся к этому вопросу, — распорядился начальник
Штаб войск по охране тыла и отдельный полк разместились на окраине Раздельной в блиндажах, спешно покинутых немцами. Сергей зашел к отцу. После возвращения из командировки он лишь однажды навестил раненого в Березовке. Состояние Николая Дмитриевича оставалось стабильным: здоров, но с бездействующей рукой. Рана затянулась, а шевелились лишь большой и указательный пальцы.
— Па! Еду к морю! Не видел еще, что это такое.
— Мне тоже не довелось побывать вблизи. Говорят, вода соленая и пользительная при всяких хворях. Привези мне канистру, попарю руку, глядишь — и полегчает.
— Привезу!
Рано утром «виллис» с Бодровым, Шведовым и Шикериным в сопровождении взвода автоматчиков покинул лагерь. Три дня не было дождя, светило весеннее солнце, хотя по небу непрерывно бродили тучи. Смотреть было не на что, обычные прифронтовые дороги с битой и обгорелой техникой. «Отца бы сюда!» Пригревало, откровенно хотелось спать. Но вскоре — вынужденная остановка. По бездействующему полотну железной дороги в сторону Одессы тянулась длинная колонна военнопленных. Невысокого росточка сержант подбежал к машине, готовый отрапортовать, но, увидев на погонах лишь майорские звездочки, замер с ладонью под пилоткой.
— А я думал, генерал… — разочарованно сказал он. — «Виллис» и вон какая охрана.
— Как увижу генерала, обязательно скажу, что сержант…
— Блоха, — подсказал конвоир, — запомнить легко.
— …сержант Блоха отрапортовал, что в колонне военнопленных у него порядок.
— Это верно, передайте, пожалуйста, чем кормить фрицев, не знаю, кухня должна встретить, а ее нет и нет.
Незначительное происшествие тем не менее развеяло сонливость.
— Генералом быть все-таки лучше, — пробурчал Шведов. — Тебе и доложат, и пожалуется человек, попавший в беду.
— Дослужишься еще.
— Война скоро закончится.
— Нас не демобилизуют. Слышал разговор о Японии? А там еще что-нибудь появится.
— Не! Эта война последняя, — вставил слово Шикерин.
Подъехали к обороне 9-го ОГПАБ, дорогу преградил самодельный шлагбаум. Подошел сержант, представился, спросил, кто такие и знают ли, куда заехали.
— Доложите командиру батальона, — Сергей назвал себя.
Прошло минут пятнадцать, когда, запыхавшись, прибежал капитан.
— Издалека на генерала смахиваете, — улыбнулся он, оглядывая автомашину и эскорт.
Сергей рассказал о встрече колонны военнопленных и просьбе сержанта.
— Кухня эта была в нашем расположении полчаса назад. Ищет колонну.
Капитан подошел к рации на КПП, передал в эфир просьбу конвоя. Послушал ответы соседей.
— В
Когда Бодров рассказал о цели визита, капитан недолго думая недовольно парировал:
— Заградотряды поставите?
— Службу войскового заграждения организуем, это совсем другое.
— Знаете, — сказал командир батальона, — всех, кто попытается высадиться на берег или, напротив, уйти в море, мы задержим. Вдоль железнодорожного полотна, где вы встретили колонну, движение местных жителей и преступного элемента вполне возможно.
— Станем взаимодействовать.
— Будь я на месте вашего начальства, — посмотрел капитан вдаль, туда, где между прибрежными барханами небо соприкасалось с водой, — организовал бы службу заграждения вокруг Одессы. Из катакомб вышли подпольщики, партизаны, скрывавшиеся там от немцев. Кроме них под землей был и другой люд. Все повылазили. В Одессу со всей округи тянутся пешие и конные, а кто они такие, неизвестно. Вам, как говорится, карты в руки. Фильтруйте.
— Вы не были разведчиком? — спросил Шведов.
— Был командиром дивизионной. Теперь вручили отдельный батальон.
— Сколько людей в этих катакомбах могло бы укрываться? — поинтересовался Шикерин.
— Много. Образовались они в результате добычи ракушечника, из которого строят дома. За два века разработки катакомбы превратились в сложный лабиринт, длина которого где-то около полутора тысяч километров, а если приплюсовать сюда пригороды, едва ли не в три раза больше получится. Два с половиной года немцы пытались уничтожить жителей подземной Одессы, однако сделать этого им не удалось.
— Посмотрим море и рванем в Одессу, — заключил Бодров.
Море! Офицеры стояли у воды, вдыхая непривычный запах.
Большая зеленовато-голубая волна как бы нехотя накатывалась с глухим хлопком на берег, шумно катая шипящую гальку взад-вперед. Не хотелось говорить, глядя на это величие и незыблемость. Стихия, не подвластная описанию, какие бы слова и сравнения ни подбирались. Раз увидев море, запомнишь его навсегда.
— Каждый день любуюсь, — сказал капитан, — не надоедает. Но если долго смотреть на волны, начинает покачивать, будто земля под ногами шевелится.
— Служба у вас, однако! — покачал головой Шведов.
— Не жалуемся. Передышка на передовой скоро закончится, войска пойдут вперед, нас отсюда тоже поснимают.
— Лови момент.
— Капитан, — повернулся Бодров к нему лицом, — по поводу Одессы вы нам выдали информацию, которой нет цены.
— Передайте начальству, которому она нужна.
— Мы и есть то «начальство», которому поручено принимать решение.
— Ого! Тогда в добрый час!
Выполнили поручение Николая Дмитриевича, помыли руки, умылись. Сергей пригубил из ладони водички. «Солоновато-горьковатая», — определил он.