Василий Шуйский
Шрифт:
Городам писалось одно, а гетману Жолкевскому другое. Мстиславский просил не медлить, поспешать к Москве, спасти ее от Вора, а благодарная Москва со всем государством за то спасение присягнет королевичу Владиславу.
Трех полных дней не минуло, как правдолюбец Захарий Ляпунов ожидал у Данилова монастыря повязанного по рукам-ногам Вора. Но к Захарию явился из Коломенского сам Рукин, ближний человек Самозванца, привез мешок денег и обещание — отдать роду Ляпуновых в удел на вечные времена Рязанскую землю, а сам род —
И Захарий прозрел! Увидел в Воре истину для России. Принялся хлопотать о призвании царя Дмитрия на царство. Купил стражу нескольких ворот, чтоб пустили казаков и Сапегу в Москву.
Сапега придвинулся к городу, ибо Вор получил от Мстиславского и от всей Думы ответ: перестань воровать, отправляйся в Литву.
Народ роптал, поминая добром царя Дмитрия Иоанновича, а патриарх Гермоген на каждой службе возглашал проклятье Ляпунову и его мятежникам, объявляя постриг Шуйского и жены его в монашество насильством, надругательством над церковью. Гермоген монахом назвал князя Туренина, который произносил обеты.
24 июля на Хорошевские поля явился с польским и русским войском гетман Жолкевский. Русских у него было шесть тысяч. Королевичу Владиславу присягнули со своими дружинами Валуев и Елецкий, бывшие защитники Царева-Займища.
От боярской Думы гетману послали письмо: «Не требуем твоей защиты. Не приближайся, встретим тебя как неприятеля».
Мстиславский выслал на Жолкевского отряд конницы, и в той схватке его человек передал гетману тайное письмо: «Врагом ли ты пришел к Москве или другом?»
Гетман послал на переговоры Валуева и сына изменника Михаила Глебовича Салтыкова — Ивана. Валуев передал Думе краткое послание гетмана: «Желаю не крови вашей, а блага России. Предлагаю вам державство Владислава и гибель Самозванца». Иван Михайлович Салтыков привез договор, который тушинцы утвердили с Сигизмундом, признав над собой власть королевича.
Судьбу России решили Федор Мстиславский, Василий Голицын, Данила Мезецкий, Федор Шереметев, дьяки Телепнев и Луговской. Вся эта братия подписала с гетманом Жолкевским статьи договора об избрании на Московское царство королевича Владислава.
Гермоген узнал о свершившемся последним, даже о том, что в Девичьем поле уже поставлены шатры с алтарями для присяги королевичу. Вознегодовал, но смирился, поставил условие: «Если королевич крестится в православную веру — благословлю, не крестится — не допущу нарушения в царстве православия — не будет на вас нашего благословения».
Жолкевский за Владислава давать клятву переменить веру отказался, но изыскал успокоительное обещание: «Будучи царем, Владислав, внимая гласу совести и блюдя государственную пользу, исполнит желание России добровольно».
17 августа десять тысяч московских людей, среди них бояре, высшее духовенство, служилые люди, жильцы, дети боярские, купечество, именитые
Первым клялся в верности договору гетман Жолкевский.
В одном из шатров присягу принимал сам Гермоген. К нему, прося благословения, подошли Михаил Глебович Салтыков с сыном, князь Мосальский и другие изменники.
— Если вы явились с чистым сердцем, то будет вам благословение вселенских патриархов и от меня, грешного, — сказал Гермоген, — если же с лестью, затая ложь и замыслив измену вере, будьте прокляты!
Начались пиры. Первый дал Жолкевский для бояр, другой бояре — для гетмана. Жолкевскому казалось, что он совершил благодеяние измученной распрями стране. Он отправил королю радостное известие о договоре и ждал торжественного посольства.
Гонец его был в пути, а от короля 19 августа приехал Федор Андронов. Король требовал от Москвы присяги ему, Сигизмунду.
Объявить о королевском послании гетман не посмел. Оставалось уповать на благоразумие короля. А вот с приказом занять Москву согласился. Просил гонца передать его величеству:
— Я приготовлю русских к этому страшному для них решению. Впрочем, даже малая оплошность с нашей стороны может настроить их на решительное сопротивление. Прошу об одном: не торопите события.
11 сентября 1610 года под заклинания Гермогена стоять за православие хоть до смерти, отправилось под Смоленск посольство Голицына и Филарета. В посольстве были люди от всех сословий, слуги, охрана, всего семьсот семьдесят шесть человек.
Как ребенок, радовался Захарий Ляпунов, что его включили в просители королевича. Конечно, не княжеский титул, но служба государственная, и не малая. Служба новой династии.
Посольство уехало, а народ взволновался. Опамятовались москвичи, услышали одинокий голос патриарха.
— А ну как Гермоген снова посадит царя Василия нам на шею?! — ужасался в Думе Мосальский, на это изменник Михаил Глебыч Салтыков отвечал, почесывая мертвый кривой глаз:
— Чтоб никому страшно не было, задавить его надо!
Иван Никитич Романов в тот же день порхнул к Жолкевскому, опасаясь не за жизнь Шуйского, а мятежа.
Гетман тотчас при Романове написал Мстиславскому письмо:
«Находящихся в руках ваших князей Шуйских, братьев ваших, как людей достойных, вы должны охранять, не делая никакого покушения на их жизнь и здоровье и не допуская причинять им никакого насильства, разорения и притеснения».
Отправляя учтивое это письмо, Жолкевский сурово потребовал от Ивана Никитича отправить Шуйского подальше от Москвы, в Иосифо-Волоколамский монастырь.
В Думе о царе Василии поднялись споры.
Шуйский ударил боярам челом: разрешить ему жить в Троице-Сергиевом монастыре.