Вася-василиск, или Яйцо Цинь Шихуанди

Тюрин Александр Владимирович

Наконец он высветил фонариком ящик с нарисованным красным крестом, потянулся к нему, выудил желанный пакет… тут же получил удар в под дых и улетел назад. Кто-то, лежа на палубе, хряпнул его ногой. И бронежилет не помог — больно.

Этот кто-то уже поднимался и поднимал стальной лом, чтобы приголубить им лежащего Василия — раз и навсегда. Но теперь хряпнул ногой Василий, попав противнику по коленной чашечке, и заодно, насколько можно, отклонился в сторону. Вражеский лом врезался в металл палубы рядом с головой отставника и тут же на него свалилось грузное тело. Оно грязно бранилось на финском языке, прижимало, дышало колбасой, душило, не давало направить автомат.

Василий уловил,

что еще немного — и будет совсем поздно, крепкие пальцы финна почти уже добрались до его горла. Одна рука была намертво зажата вместе с автоматом, другая все же высвободилась, причем вместе с трофейным шприцем. И Василий влепил острый шведский шприц в финскую толстую щеку. Игла утонула в сале, но противник через несколько секунд ослабил нажим. Василий рванулся и выдрался, отчаянно пихаясь ногами. Он увидел, что этот мордатый тип тянется за ним, все еще ругаясь скверными финскими словами (которые знает с отрочества почти каждый питерский житель), что-то искрит в его руке, кажется вытащенная из кармана Василия зажигалка. А потом зажигалка падает из пальцев сосисочного типа и огонек оказывается в топливной луже.

Василий вылетел наружу почти одновременно со взрывом — вертушка полыхнула за его спиной. Он подумал, что еще какая-нибудь бяка сдетонирует, поэтому подхватил Надю и потащил прочь от машины. Правильно подумал. Когда преодолел метров двадцать, произошел взрыв еще более мощный, чем первый. Волна горячих газов прижала Василия к земле, да так, что он нечаянно ткнулся губами в едва теплые губы бесчувственной ведьмы. Сплюнул от омерзения и выругался.

А затем разразился совсем уж непотребной бранью, способной зараз умертвить сто монахинь.

Дело в том, что в одной руке Василий сжимал медпакет, а в другой совсем ничего не было, — он выронил автомат, когда пытался избавиться от толстомордого финского» пресс-папье» или же когда давал дёру.

Один в лесу, где можно нарваться только на охотника за скальпами, а в качестве потенциального оружия одна лишь дубина — и её тоже надо уметь сделать. Опять эта чертова Надя подсиропила — из-за нее же полез в вертолет и нарвался на неприятности.

Однако не успел Майков завершить истерику, как заметил автомат на недалекой ветке, видимо, взрывом туда зашвырнуло. Причем, как показала проверка, оружие было по-прежнему в ажуре. А вот несколько ближайших деревьев уже полыхали, так что он оттащил врагиню еще дальше в лес и устроил ее на сорванных лапах ели. Что теперь? Василий расстегнул ворот девушки и потрогал комбинезон изнутри — пока тот грел, хотя и слабенько. Но скоро он превратится в ледяную раковину. Кстати, выглянувшая из расстегнутого ворота девичья шейка вызвала только острую ненависть — ведь она служила орудием соблазнения и погубления.

Преодолев неприязнь, Василий решил оказать вредной бабенке первую помощь, а затем бросить на произвол судьбы. Наверняка в ее комбинезон вмонтирован маячок, так что дружки отыщут. Ну, а не найдут, значит кара ей за грехи окончательная и бесповоротная.

Василий вскрыл медпакет и для начала воспользовался диагностическим электромагнитно-ультразвуковым комбисканером. Провел им возле Надиной головы, затем налепил на нее плоские датчики для снятия энцефалограммы. Череп был цел, однако бодик, проанализировав сообщения прибора, сказал: «Не исключен ушиб мозга, внутричерепное давление несколько повышенное, альфа-ритм тоже внушает опасения. Однако без томографа ничего тут не узнаешь наверняка.» Затем Василий потянул молнию на Надином рукаве; выше той синевы, что была на ладони, тянулась по коже белая полоса — значит, точно перелом. В медпакете имелась временная шина, Василий установил ее, следуя указаниям боди-компа, а затем надул внешний протектор.

Дальнейшее

сканирование и тесты показали, что остальные кости в порядке, хотя не обошлось без кровоизлияния в соединительной ткани брюшной полости.

Во время этих манипуляций пришлось еще подрасстегнуть Надин летный комбинезон. Ее тело, худое, бледное и узкое, с заметными ребрышками и кострецами, сейчас вызывало смешанное чувство неприязни и жалости, однако не желание разорвать на куски.

Василий сделал все необходимые уколы — антибиотик, антигистаминное. Но как с ней теперь поступить? Оставить здесь? Топливные элементы надиного комбинезона окончательно сдохнут через пару часов, и на самом деле неизвестно, найдут ли бабенку за это время ее кореша. Да и волки могут погрызть. Возникла здравая мысль: а не пристрелить ли, чтоб не мучилась? Но Василию эта мысль не слишком понравилась.

Значит, тащить с собой. Но ее тяжелый остывающий комбез, да еще с вмонтированным маяком, совершенно не нужен. Тогда, получается надо отдать Наде свой белый комбинезончик? Но, во-первых, она этого не заслужила, во-вторых, это будет кошмар для него, а ей не поможет — слишком он тонкий.

Постояв с минуту в тягостном раздумье, Василий стал стягивать с себя и докторский комбинезон, и свитер, и штаны. Потом, освободив Надю от армированного комбеза, надел на нее свои, вернее, трофейные, вещи, которые так недолго послужили ему. И в конце концов оценил свой оставшийся наряд — броник, рубаха, трусы; вверх вроде прикрыт достаточно, но низ!

Вплоть до ботинок ноги были опять голые и беззащитные, да и трусы слабо защищали мужские достоинства, так сказать, поддувало. Василий оторвал рукава от рубахи и устроил себе подобие набедренной повязки. Стало лучше внизу, по части обороны чресл, но зато оголились руки и вообще он теперь напоминал сам себе индийского йога, в результате неудачной медитации-левитации оказавшегося в Ленобласти. Ну что, понадеемся на закалку времен Балтфлота и закаленные Сибирью русские гены.

В любом случае, пора было двигаться в путь. На северо-восток, где Камышинский. Сперва Василий Савельевич тащил Надю на еловых лапах, но ухабистая почва бросала ее нещадно, да так что тело вообще скатывалась с носилок-тащилок. Тогда он взвалил противницу на спину. Поначалу девушка казалась легкой, но спустя пару километров она уже напоминала штангу тяжелоатлета, пригибая его все ниже к земле. Если б было что пожевать во время этого мрачного похода, напоминающего отступление французов от Москвы — тогда, может, и Надя Зингер не вызывала бы столь острого желания выбросить ее в кусты.

Вскоре Василий бросил поддерживать ноги девушки, они теперь тоскливо волочились по снежной пелеринке.

Как ему хотелось сейчас, чтобы Надя очнулась и сказала на манер раненых партизан из древних фильмов: «Брось, командир.» Но она не подавала голос из своего обморока, и как-то неудобно было отшвыривать совершенно безропотного человека.

Он протащился еще пару километров по лесной местности и понял, что дальше не может. Надя, как выяснилось по опыту, была не худой и тонкой девицей, а жирной раскормленной кобылой. А он оказался недокормышем, ведь и в самом деле забыл, когда ел, да и пил только растаявший на ладони снег.

Василий сказал «капут» и, прислонив вражескую женщину спиной к какому-то дереву, хотел поскорее удалиться, чтобы не расстраиваться от вида ее замерзания и кончины.

Но именно в этот момент она прошептала:

— Пить!

— Вот зараза, пить еще ей, — прошептал Василий, понимая, что ему теперь не отчалить. Он сгреб немного снега, растопил у себя в ладонях и влил ей в рот. После этого она открыла глаза и сказала слабым голосом:

— Опять ты. А почему без штанов? Насиловать будешь?