Ватага Василия Сталина
Шрифт:
Вот из таких фрагментов, достаточно, однако, мне кажется, ярких и красноречивых, складывается портрет мецената в генеральских погонах, человека с купечески размашистыми повадками, видно, хулиганистого по натуре и воспитанию, полученному в среде разнузданного произвола, где возрастал. Да, наверное, по-своему он любил спорт и спортсменов. Полагаю все же, подобная любовь сродни самолюбованию, замешана она не на бескорыстном служении спортивной идее, а на неутоленном хотении повелевать, решать судьбы, распоряжаться. Недобрав в эшелонах военной власти, Василий Сталин отыгрывался на спорте. Был он щедр? Возможно. Но только, стоила ли эта щедрость ему лично кровных затрат? Разумеется, нет. Разве что золотой хронометр, подаренный Боброву за прекрасную игру в матче, кажется, против «Локомотива» (Пучков вспоминает: проигрывали 1:5, Всеволод
ВЕРСИЯ ПЯТАЯ И ШЕСТАЯ
В сущности говоря, полковник Василенко не стал даже сообщать их подробности, ограничившись замечанием, что пятая и шестая версии гибели самолета СИ-47 в аэропорту Кольцово сводятся к гипнотическому просчету всех возможных в той ситуации погрешностей или ошибок в действиях пилотов, которые могут быть вполне внятны лишь компетентному кругу профессионалов. На этом он и закончил свой доклад о причинах катастрофы.
В поминальном списке осталось еще четыре фамилии.
Н. Пучков: За мной прислали машину, привезли на «Сокол», там был штаб Василия Сталина. В комнате увидел Шувалова, Стриганова, Афонькина, Чаплинского, еще кого-то, собрали всех, кто оставался в Москве, даже тех, кто кончил или собирался кончить играть. Василий Сталин был черен, он рыдал. «Ребята разбились...» Нам всем было приказано тут же выехать на поезде в Челябинск. Календарные игры чемпионата продолжались. В Свердловске пошли в ангар, где они лежали. Были все, родители, жены. Приехали из Москвы Анатолий Тарасов, Владимир Никаноров, Михаил Орехов — цеэсковцы... Земля, все перемешано, тела просеяны металлом. Блеснул новенький погон майорский — Бориса Бочарникова, звание только-только присвоили...
...Борису Бочарникову шел 31-й год, в этом турне предполагалось, что он будет и капитаном, и играющим тренером команды. Бочарников считался одним из самых опытных защитников советского хоккея, к тому времени он уже полтора года выступал за ВВС, сменив бело-голубую динамовскую форму на желто-полосатую команды летчиков. Это был лихой хоккеист, плотный, уверенный, крепко стоящий на коньках: он, пожалуй, был наделен всеми качествами классного защитника, кроме выдержки и терпения. Бочарников часто увлекался нападением, а потому не всегда успевал вовремя возвращаться. Тем не менее именно ему поручалась опека наиболее опасных форвардов.
Участником Великой Отечественной был нападающий Василий Володин, родом из Свердловска, начинал играть в футбол, потом в русский хоккей на «Уралмаше». Сведений о нем немного, говорили, будто он не вполне удовлетворял тренеров и ему решили дать последний шанс — сыграть в родном Свердловске...
Другой нападающий Александр Моисеев пользовался большей известностью, играл уже четыре сезона за ВВС, забросил 39 шайб.
Маститым хоккеистом слыл левый крайний нападающий Юрий Жибуртович, он учился на третьем курсе Военно-воздушной академии имени Жуковского, имел звание капитана, было ему 29 лет, подумывал уже об окончании спортивной карьеры. Жибуртович получил хорошую хоккейную школу, действовал грамотно, с выдумкой, обладал сильным броском, за три сезона, проведенных в ВВС, забросил 22 шайбы. Потом кто-то вспоминал, что он, по обыкновению запаздывая, к Центральному аэродрому припустил бегом...
Вот они и все — команда летчиков ВВС.
В. Шувалов: Погибших было 19 человек, но останки положили в 20 наглухо закрытых потом гробов, поставили их на 10 студебеккеров, захоронили. Теперь там, близ аэродрома Кольцово, обелиск. Когда приходилось бывать в Свердловске, мы всегда приносили туда цветы. Вспоминаю, какой ужас пережили мои родители. Ведь они думали, будто я разбился вместе с командой, были убеждены в этом. Не верили телеграммам, которые
ЭСКАДРИЛЬЯ ЛЕДОВЫХ ЛЕТЧИКОВ
Те времена нынешнему молодому человеку, вероятно, трудно было бы даже вообразить. «Самолет обледенел и врезался в землю. Бобров опоздал и остался жив. Не исключена диверсия!» Такими слухами полнились московские дворы. И ни звука со стороны официальных военных, гражданских или спортивных властей. Покров тайны, государственного секрета, который в те годы напяливали не то что на катастрофы — на любой пустяк в вящей бдительности перед происками империализма, граничил с идиотизмом. Но более всего в этом намеренном поддержании атмосферы невероятных слухов, домыслов и испуганных прогнозов чувствовалось обычное для сталинского режима пренебрежение людьми, их чувствами, переживаниями. Тогда, в 1950-м уже вновь стали привыкать, как в 1937— 1938 годах, то один, то другой человек, кого вы знали, с кем рядом жили, вдруг исчезал. Аппарат репрессий вновь ожил. Уже прокатилась волна погромов отечественной генетики, уже послали А. Фадееву на исправление «Молодую гвардию», чтобы усилить места о «руководящей роли» в и без того не перегруженной художественными достоинствами книге, уже прогремели расстрелы в финале целой серии процессов против бывших руководителей, партийных и государственных, в Чехословакии, в Болгарии... Поэтому по поводу необъявленной гибели команды ВВС люди терялись в разнообразных догадках. А тут еще, когда на «Динамо» выкатилась команда в знакомых желто-полосатых рубашках и диктор объявил все сплошь знакомые фамилии — Бобров, Виноградов, Шувалов, Жибуртович, Моисеев... тут и вовсе многие пришли в смятение. Вскоре, конечно, выяснилось, что Павел Жибуртович — брат погибшего Юрия, Анатолий Моисеев — однофамилец Александра, а Бобров...
Что же в самом деле Бобров, как он не попал в самолет? И до сих пор пересказывают старожилы трибун большие и маленькие легенды о его чудесном спасении. Одна из наиболее популярных — Всеволод Бобров загулял с приятелями в ресторане. Другая — просто проспал, опоздал. Предоставлю слово его тогдашним одноклубникам.
В. Шувалов: Бобров вовсе и не должен был лететь У него еще не были оформлены документы на переход в ВВС. Наш администратор Кольчугин собирался только получить подтверждение Спорткомитета о том, что Всеволод может играть за летчиков. Вот почему они и поехали поездом в Челябинск. А какая-то пьянка — выдумки.
Н. Пучков: Бобров никогда не вел аскетический образ жизни, ничто, как говорится, человеческое не было ему чуждо. Но я напрочь отвергаю предположение о том, будто застолье выдернуло его из цепочки смертников. Всеволод, надо заметить, как и некоторые другие, не любил летать. Когда можно, предпочитал поезд. А в тот раз тем более: у него еще не были выправлены по всей форме переходные документы в ВВС. Вот поэтому-то он оказался не в самолете, а в поезде.
Мой коллега В. Пахомов в журнале «Спортивная жизнь России» все же утверждает на этот счет вполне безапелляционно, что, да, дескать, действительно, Бобров пировал вечером накануне, застолье оказалось довольно бурным, а когда обнаружилось, что он опаздывает, решил продолжать в том же духе — и вся недолга. Что же, возможно, В. Пахомову и впрямь известно нечто достоверное — его нередко приходилось видеть в окружении Боброва; вероятно, также, что они были достаточно близко знакомы, а посему есть резон в его вердикте. Но мне все же кажется, что и Шувалов, и Пучков не стали бы, за давностью лет по крайней мере, скрывать истинную причину, спасшую Боброва, и что им-то уж, многолетним товарищам и партнерам по игре, доподлинно все открылось с его слов. Впрочем, кто знает, кто знает...