Вчерашний шпион
Шрифт:
— Подожди минутку, — произнес второй голос. И они обыскали меня с компетентностью и тщательностью, присущей опытным полицейским в городах, где самое распространенное оружие — складной нож.
— Отпустите его! Я знаю, кто это, — услышал я третий голос. Я узнал его — он принадлежал Клоду-адвокату. Они повернули меня, очень медленно, так примерно ветеринар обращается со свирепым животным. Теперь я мог их разглядеть. Их было четверо: трое цветных и Клод, все в штатском.
— Это ты звонил Френкелю, не так ли? — я наконец обрел голос.
— Это было настолько очевидным?
— Серж пустился в чрезмерно долгие
Клод всплеснул руками и с шумом шлепнул себя по бедрам.
— Серж! — воскликнул он. — Должен же кто-нибудь за ним присматривать и заботиться о нем!
— И ты занимаешься именно этим?
— Чарльз, он нажил себе столько врагов!
— Или думает, что нажил.
Клод бросил взгляд на французских полицейских в штатском.
— Спасибо. У нас теперь все будет нормально. — Он посмотрел на меня, произнес с особой интонацией: — Правда ведь?
— Идиотский вопрос. Это же вы на меня набросились. Может, припомнишь, как это случилось? И чего ты от меня теперь хочешь, чтобы я еще и принес свои извинения?!
— Все, все, ты прав, — отозвался Клод. Он поднял руку, как бы стараясь успокоить меня. Затем он жестом пригласил меня пройти из подъезда на улицу. Полиция Ниццы выделила ему свой опознавательный знак, и теперь белый «БМВ» Клода, нахально заехав колесом на тротуар, расположился прямо под знаком «Стоянка автотранспорта запрещена». — Я тебя подброшу, куда надо.
— Не нужно, спасибо.
— По-моему, нам надо поговорить.
— Как-нибудь в другой раз.
— Ты вынуждаешь меня предпринять действия к тому, чтобы наш разговор состоялся на официальной основе.
Я ничего не ответил, но влез в машину. В моей душе снова закипал гнев, замешанный на чувстве безысходности и унижения, стоило лишь вспомнить о предательстве Клода во время войны.
В машине на несколько минут нависло молчание. Клод нарочито медленно поискал свои сигары с обрезанным концом, надел очки, похлопал по карманам своего поистине джентльменского, с иголочки костюма, как бы проверяя, все ли в порядке. Я же раздумывал, встречался ли он и беседовал ли с другими, рассказали ли они ему о том, что я вряд ли буду поздравлять его с тем, что он заработал себе награду и пенсию.
Он улыбнулся. Мне всегда казалось, что слишком много и часто Клод улыбается.
— А мы говорили между собой, что ты ни за что не выдюжишь, — сказал он. — Когда ты впервые появился, мы даже заключали пари, спорили, что тебе не выдержать до конца.
— Во время войны?
— Конечно, во время войны. Ты оставил нас в дураках, Чарльз.
— Я не один такой. Добро пожаловать в наш клуб.
— Туше. — Он опять засветился улыбкой. — Нам казалось, что ты слишком упрям и своеволен, слишком прямолинеен, слишком прост, как говорят французы, прост как сама простота.
— А теперь?
— Мы скоро поняли, что ты далеко не прост, друг мой. Очень редко можно встретить человека, который предоставляет всему свету считать его каким-то неловким, необразованным деревенщиной, а на самом деле мозг его как машина просчитывает любые возможные варианты в каждой возможной ситуации. А уж насчет своеволия! И как нам только в голову пришло такое!
— Век бы тебя слушал, сказочник, — съязвил я.
— И все же в одном наши первые впечатления оказались верными, — продолжал Клод, не обращая внимания на мои реплики. — Ты очень беспокойное создание. В том смысле, что «после драки» ты донельзя мучаешься и терзаешься. Если бы не это, ты был бы лучшим из лучших.
— Мухаммед Али в мире шпионажа, — подхватил я. — Мне нравится эта идея, очень заманчиво. Серж буквально только что говорил мне, что он чувствует себя, как Мухаммед Али в мире филателистов, только он назвал его Кассиус Клей.
— Я знаю, что ты находишься здесь по поручению своего правительства. Я здесь — по заданию германского правительства. Мы оба охотимся за Шемпионом. У нас общие интересы, и мы могли бы сотрудничать.
Он смотрел на меня, ожидая ответа, но я молчал. Клод отвернулся, устремив свой взгляд туда, где были выставлены для продажи в полной красе инжир, абрикосы и молодой картофель из Марокко, а рядом — апельсины из Яффы. Какой-то парень стащил с прилавка фасолевый стручок и тут же на ходу принялся его есть. Клод обернулся ко мне, будто хотел удостовериться, заметил ли я мелкого воришку. Его реакция была слишком нарочитой. Все это было слишком неестественным и нарочитым. Я глубоко сомневался, что Клода посвятили в мою «игру» — он просто захотел «прощупать» меня вблизи. Вероятно, он рассудил, что если я все еще состою, скажем так, на государственной службе, то я должен буду во что бы то ни стало от всего открещиваться. А если, с другой стороны, я работаю на Шемпиона, то мне будет выгодно дать понять Клоду, что я официальное лицо.
К какому выводу он все-таки пришел, я не знаю. Открыв дверцу машины, я начал выбираться наружу, бросив при этом:
— Я не имею ни малейшего желания принимать участие в дурацком спектакле, изображающем шпионские страсти. Мне эта комедия напоминает телепрограмму для полуночников. Жуть! Если тебе и старику там наверху в своей квартире захотелось вспомнить и заново пережить героические дни вашей молодости — очень хорошо, просто прекрасно, — но меня уж увольте…
— И твоей молодости тоже, — вставил Клод.
— Моего детства, — поправил его я. — Вот почему мне не хочется снова пачкать пеленки.
— Закрой дверь, — сказал Клод, — сядь и закрой дверь.
Я сделал так, как он сказал. Я хотел знать, что последует дальше, что скажет Клод теперь. Ведь если он действительно получил информацию из Бонна, то настал тот самый момент, когда можно швырнуть эти данные мне в физиономию, при этом наблюдая, как они будут каплями стекать у меня по подбородку.
Мне необходимо было знать, потому что если Клод был в курсе дела… тогда Шемпион тоже узнает обо всем, это был всего лишь вопрос времени.
Но Клод молчал.
Время было обеденное. Мы оба наблюдали, как торговцы на рынке складывали и сворачивали свои прилавки и столики, убирали непроданные фрукты. Как только кто-нибудь из них уходил, на освободившееся пространство тут же мчался какой-нибудь автомобиль, чтобы занять место стоянки. Последние полчаса множество машин кружили вокруг Кур Салейя в расчете на парковку. Между водителями постоянно возникали ожесточенные споры за место. Подобные сцены давно уже стали развлечением для местного люда. Громилы Клода все еще торчали на дальнем конце рынка. Они купили себе по куску горячей пиццы и жевали, не спуская глаз с автомобиля Клода и окна Френкеля одновременно.