Вчерашний шпион
Шрифт:
— Ну все-таки, где же на нашей планете то место под солнцем? — настойчиво продолжал я.
— Закрой глаза и засни, — повысила она голос, как будто рассердившись на себя за то, что раскрыла слишком многое. — Стоит мне только подать голос, и тебя успокоят и уложат спать против твоей воли.
На подъезде к дому послышался вой дизельных двигателей. Топаз соскользнула с кровати и подошла к окну.
— Четыре огромных грузовика, — сообщила она. — Нет, пять, я вижу. Действительно огромные. Они остановились рядом со сторожкой у ворот.
— Пошевели
— Ты боишься, — сказала она, оглянувшись на меня.
— Ты права, черт побери.
— Я позабочусь о тебе, — в ее голосе звучал сарказм. — Если бы они задумали что-то нехорошее в отношении нас, то не дали бы мне пистолет, логично?
— Ты его проверяла?
— До чего же ты забавный — не доводи дело до того, чтобы мне пришлось его опробовать, понял?! — Она вернулась на постель.
— Шемпион в тяжелом состоянии, — я уже почти отчаялся что-либо втолковать ей. — Ситуацию полностью контролируют арабы. Они просто не позволят, чтобы мы остались здесь.
— Ой, да замолчи ты!
Этой ночью я курил сигарету одну за другой, без перерыва. Я находился в таком напряжении, что мышцы в горле у меня свело спазмом, и я едва вдыхал сигаретный дым. И я не помню, сколько же сигарет я истребил, прежде чем послышался легкий стук в дверь.
— Топаз! — Имя было произнесено еле слышным шепотом, но я узнал Мебарки, секретаря-алжирца, когда он вошел в комнату. — Вы оба там?
Но уже до этого, повинуясь внутреннему инстинкту, я перевернул сигарету, чтобы тлеющий огонек на ее конце оказался спрятанным в ладони.
— Да, — прозвучал ответ Топаз.
Алжирец шагнул вперед, к постели. Сверкнуло пламя. Я мог бы принять его за фотовспышку, только оно ослепило не голубым, а ярко-желтым блеском. Оно выхватило из темноты комнаты фигуру Мебарки, который стоял наклонившись вперед, глаза полузакрыты, а губы сжаты. Отзвук выстрела, казалось, прогремел спустя долгое время. А за ним, как в замедленных киносъемках, послышалось жужжание пули в комнате, напоминавшее возню больших сердитых мух. Затем он выстрелил во второй раз.
Грохот и лязг металла возвестил, что ружье упало на пол. И почти сразу — мягкий шлепок; как я позже обнаружил, это были кожаные перчатки, которые он снял и швырнул вслед за ружьем. Снаружи, у дома, включились двигатели. Моторы взревели, и грузовики двинулись прочь. Вскоре наступила полная тишина.
Топаз уже ничем нельзя было помочь. Это было видно даже в темноте. Выстрелы из ружья в упор разорвали ее надвое, и постель насквозь пропиталась теплой кровью.
Своим спасением я был обязан всего лишь выбору слов в постановке вопроса. Спроси Мебарки: «Вы оба в кровати?» — вместо: «Вы оба там?» — и выстрел из второго ствола, без всякого сомнения, он посвятил бы мне.
Я с осторожностью дотянулся, забрал у девушки пистолет и долго отмывал его под краном.
Бедная Топаз. Даже жертвы дорожных происшествий, которые «доигрались» в пятнашки на проезжей части, заслуживают, чтобы за них уронили слезу, я же не мог выдавить ни одной. Вот двое стариков в Портсмуте будут горевать и оплакивать ее до конца своих дней, старость их будет омрачена долгими автобусными поездками каждое воскресенье на холодное, сырое кладбище.
Вооруженный только крохотной «хлопушкой», которую арабы дали Топаз, и прихватив с собой фонарик с прикроватной тумбочки, я обследовал дом.
Комната Билли была пуста, но я запихнул некоторые его вещи в дорожную сумку, поспешил к заднему входу и выскочил наружу. Я быстро обошел весь двор и тихо звал:
— Билли! Билли! — Ответа не было. Я обогнул дверь на кухню и добрался до водоема с рыбками. — Билли! Это я, дядя Чарли.
Тишина длилась долго, и когда я наконец услышал голосок мальчика, то едва различил его тихий шепот.
— Дядя Чарли! — Билли прятался за летним домиком, в котором мы играли с ним, когда разговаривали с рыбами. — Это ты, дядя Чарли?
— Ты хлопнул дверью, Билли?
— Это были те люди… ты видел огромные грузовики? Это они два раза громко хлопнули дверью.
— Ну, тогда все в порядке, — сказал я. — Самое главное, что не ты.
Я поднял его на руки. На нем была только пижама. Я почувствовал, как он дрожит от холода.
— Нам нужно торопиться, Билли.
— Мы куда-нибудь уезжаем?
— Наверно, тетушка Нини заберет тебя в Англию. Отвезет к маме.
— Насовсем?
— Как ты захочешь. — Стараясь не ступать на дорожку, покрытую гравием, я понес Билли к рощице, где оставил под деревьями «фиат».
— Обещаешь?
— Ты же знаешь, я постараюсь.
— Папа всегда так говорит, когда хочет сказать «нет». — Билли обеими руками обнял меня за шею. — Тетушка Нини застрелила Генри, — вспомнил он.
— Но только понарошку, — твердо сказал я.
— Да-а-а? Разве? — сразу полностью проснувшись и пристально глядя на меня, спросил он.
— Мы с тобой по воскресеньям всегда разыгрываем всякие штуки, — напомнил я ему. — Ты вспомни, у нас был и человек, который не мог выбраться из огнетушителя, и игрушечный кролик, который спрятался…
— И рыбки, с которыми ты разговаривал.
— Вот видишь! Верно! — обрадовался я.
— Папа будет очень сердиться из-за машины, — вздохнул Билли.
— Он только тогда и уснул спокойно, — объяснил я, — когда я дал слово, что отремонтирую ее.
— Ой-ё-ёй! — вырвалось у Билли с глубоким вздохом. — Но я тебе обязательно помогу, дядя Чарли.
Я нашел «фиат» там, где его оставил. Открыл переднюю дверь и посадил туда Билли. Когда же я оглянулся назад, на дом, то увидел, что одно из окон на верхнем этаже было освещено. Я забрался в машину и закрыл осторожно дверцу, стараясь делать это бесшумно, не хлопая. На верхнем этаже дома зажегся свет еще в одном окне. Я понял, что сейчас делается в доме: кто-то из них вернулся обратно, чтобы все убрать и замести следы.